Портос не всегда вникал в не слишком удобоваримые для его сознания речи Арамиса. Зато, что было очень удобоваримо для его желудка, так это то, что Мушкетон таскал за собой в корзине. И пока его изящный друг разглагольствовал насчет политики, а хозяин трактира пытался поскорее сварганить им что-нибудь съедобное на стол, господин дю Валлон без стеснения запускал руку в корзину, которую держал слуга, стоящий подле него, и выуживал оттуда то ножку рябчика, которую тут же обгладывал, то орешек, скорлупу которого не брезговал  раскрошить собственными зубами… Друзья давно знали, что их приятель-великан не может долго обходиться без еды, самое большое на что его хватало, это не жевать при капитане де Тревиле, и, само собой разумеющееся, при государе, когда Его величество оказывал милостью смотреть на тех, кто охраняет его персону. А лучше всех, повадки своего господина изучил его слуга, поэтому-то он и таскал с собой, на всякий непредвиденный случай, целую корзинку с различными яствами. Правильно. Лучше все предусмотреть. За это мушкетер и ценил своего Мушкетона.

- Само собой, я за войну, господа, - на стол стали подавать блюда, заказанные господами мушкетерами сегодня на обед, и взгляд Портоса стал масляным, как у кота, крутящегося у ног хозяина в ожидании плошки со сливками. – Там хотя бы все понятно. Понятно, кого убивать, а кого защищать, - он со смаком сплюнул себе в ладонь осколки скорлупы от ореха. – Вот Арамис толкует вечно о любви и политике, а я считаю, что вся политика в том, чтобы солдаты короля были сыты и довольны.

Он очень хотел дождаться, когда все, из заказанных блюд, принесут и выставят на стол, чтобы, так сказать, оценить фронт боевых действий. А потому, все чаще и чаще опускал руку в корзину Мушкетона, доставая орехи, и скоро за хрустом скорлупы на зубах перестали быть слышны другие разговоры.
- Мушкетон, давай, сходи проведай, и правда, скоро ли они там? Пока я не надел на голову хозяину этого заведения самый большой котел, и не ударил по нему эфесом своей Бализарды.
С усилием воли расставшись с корзиной, Портос постарался сосредоточиться.

- Так с кем мы деремся, господа? Если с англичанами, я – за! При приеме в Ратуше, кстати, Арамис, а почему вы тогда отпросились у капитана? Так вот при приеме в Ратуше этого англичанина Вильерса, с него сыпались жемчуга, - мушкетер понизил голос и склонился над столом, - как перья с цыпленка, клянусь честью, господа! Я сам видел!  - в подтверждение своих слов, Портос выудил из мешочка на поясе две жемчужины, и продемонстрировал их друзьям на своей гигантской ладони.

Отредактировано Портос (2016-02-04 21:14:35)

В отличие от своих друзей - Арамиса, вдохновленно излагающего свои суждения относительно тех перспектив, кои могут ожидать французское государство в ближайшем будущем, и Портоса, который, как всегда, находился в приподнятом настроении, и для которого все проблемы сильных мира сего были суетой сует - Атос был угрюм, задумчив и молчалив. Справедливости ради, стоит заметить, что граф де Ла Фер, больше, чем кто-либо из его друзей, склонный к меланхолии, чаще всего пребывал именно в таком состоянии. Но на сей раз оно объяснялось тем, что не далее, как вчера вечером, королевский мушкетер просадил в игорном доме целых шестьдесят экю. В настоящий момент данное обстоятельство удручало его куда сильнее, чем вероятная война с могущественной морской державой. Атос получал сносное жалование, но отнюдь не купался в деньгах. Он вел довольно скромное существование, занимая две небольшие комнаты в уютном домике на улице Феру, которые ему сдавала молодая и красивая хозяйка, напрасно, впрочем, пытавшаяся завлечь его томными взглядами и весьма необычной для простолюдинки грацией. Вдобавок, учитывая пагубное пристрастие к выпивке, средства Атоса расходовались достаточно быстро. И вчерашнее фиаско нанесло его кошельку ощутимый удар. Разумеется, никому из своих друзей мушкетер об этом не рассказал. Гордость не позволяла ему предстать в их глазах несчастливцем, а уж тем более взять у них взаймы. Единственным, кто знал о его поражении, был его слуга Гримо. Но тот в любом случае не мог распространяться об этом, так как дал своему господину обет молчания. Что, однако, вовсе не помешало ему испустить вздох, полный глубочайшей печали, и смерить графа взглядом таким же осуждающим, каким воспитатель смотрит на не оправдавшего надежды ученика.
И вот теперь, вполуха слушая приятелей, граф де Ла Фер раздумывал над тем, как ему сократить свои привычные траты, чтобы прожить этот месяц в сытости и достатке.

- Я скажу, что рано говорить о войне, точно так же, как и о мире, пока герцог Бэкингем не вернулся в Англию, - отвечал он, обратив на Портоса и Арамиса туманный взор, - Терпение, господа, терпение. Это прекрасная добродетель. В ней заключалась великая мудрость царя Соломона.

Война, не война... Атосу, в сущности, было все равно. К жизни он относился с философским равнодушием. Будучи человеком долга и службы, он пойдет на войну, если она начнется, и будет убивать того, кого ему прикажут. Если же войны не будет, он только пожмет плечами и продолжит свое размеренное существование, не отягощаясь возвышенными думами о бренности бытия.
Меж тем, заказанные господами королевскими мушкетерами кушанья были принесены. Атос отхлебнул из наполненного до краев стакана и, в самом деле, последовал совету товарища, решив подкрепиться свиными колбасками.

- А что, Арамис, у вас нынче очередной пост? - усмехнулся в усы граф де Ла Фер, не отличавшийся религиозностью и с несколько насмешливым скептицизмом относившийся к набожности друга.

Отредактировано Атос (2016-02-15 22:48:22)

От удара корзиной в бок, господин дю Валлон едва не выронил из ладони жемчуг, но вовремя успел сжать пальцы в кулак. Лицо его побагровело, и кулак этот имел очень большие шансы встретиться с плечом Мушкетона, если бы мушкетер, не составил в своей голове целую цепочку мыслей, венчавшуюся пониманием, что раз корзина так тяжела, значить слуга проявил расторопность, и господин его будет сегодня не только обедать плотно, но и ужинать. Сие соображение примирило вояку с неприятными ощущениями в теле, и возмущение его вылилось всего в нескольких словах, произнесенных шепотом с нотками львиного рыка.
- Поставь ты на пол эту корзину, Мушкетон. К моим ногам, к моим, - взгляд наивных голубых глаз исполина явственно указал, куда именно стоит разместить добытую снедь, чтобы она была в полной безопасности, - и … Займись уже нашими кружками, балбес нерадивый! – громко добавил Портос, чтобы друзья не подумали, что он секретничает от них с Бонифацием. Тьфу, прости господи! Это же надо было родителям нормандца так назвать своего отпрыска! Издевка, а не имя. Хорошо, что тот теперь именовался гораздо приятнее для слуха своего хозяина.

В помощь Мушкетону пришлась прехорошенькая девица, улыбавшаяся всем троим солдатам короля в равной степени благосклонно. И дю Валлон кокетливо поправил болтающийся на его пышной шевелюре бант, как это бывало всегда, когда он находил привлекательной какую-нибудь субретку.
Мысленные потуги в отношении корзины, слуги и девушки, наливающей из бутылок в кружки вино, порядком истощили запас умственных сил мушкетера, а потому, он смотрел то на Арамиса, то на Атоса с явным непониманием. Как же все сложно! Политика, интриги… Когда граф де ла Фер упомянул про пост, Портос, для которого это слово было сродни слову «преисподняя» схватился за свою кружку и в один глоток опустошил ее, указывая Мушкетону, чтобы немедленно наполнил ее вновь. Хорошо, что д’Эрбле решил не отвечать их старшему другу на этот беззлобный выпад, иначе дю Валлона охватила бы меланхолия, в которую он впадал всякий раз слушая нравоучения Арамиса о любви к Всевышнему, и почитании его наставлений и заветов. Видит Бог, месье Тома-Александр его и любил, и почитал, но голодать, даже ради него, готов не был.

- Я готов проникнуться к этим гугенотишкам самыми пылкими чувствами, господа, если они будут обсыпать ядра своих пушек драгоценностями, с не меньшей щедростью, чем костюмы, - рассмеялся гигант, довольный своей шуткой, и поспешил убрать жемчужины обратно в кошель. – Друзья мои, если мне за них удастся выручить четыреста пистолей, я закачу такой пир для нас всех, что одному несостоявшемуся аббату придется отмаливать наши грехи не меньше месяца.
Наконец, обе его руки были свободны, и одной из них Портос вцепился в баранью ногу, политую чесночным соусом, а в другой крепко сжал глиняную кружку. Хорошо, что в «Трех пескарях» подавали не только рыбу, несмотря на название трактира. Челюсти дю Валлона занялись привычным делом.
- Предлагаю выпить, господа! За тех дам, которые порождают взгляды, способные разжечь огонь войны. А кого вы имели ввиду, Арамис? Атос, я чего-то не знаю? – воздыхатель госпожи Кокнар только сейчас сообразил, что его таинственный приятель не назвал ни одного имени.

Заглянув через плечо своего могучего господина, Бонифаций прямо-таки ужаснулся неосторожности последнего. И зачем только господин Портос рассказывает всем про их сокровища? Нет, конечно, его друзья – господа благородные. Но и Мушкетон не считал себя отъявленным воришкой, однако пошел и обчистил кухню трактира, глазом не моргнув. Так и здесь. Позарится кто-нибудь на эти жемчужины, и ищи их потом по всему Парижу. Бонифаций с облегчением вздохнул лишь тогда, когда могучая кисть Портоса сжалась в кулак, спрятав таким образом жемчужины от посторонних глаз. Но, опять же, повторимся, сжалась в кулак. То есть, с большой долей вероятности нормандец мог ощутить всю полноту любви своего господина к себе, когда этот самый кулак нежно бы погладил его. Поэтому, смекнув, что хватит таращиться на это грозное оружие, Мушкетон ловко пододвинул корзину с  завтраком, обедом и ужином на ближайшие несколько дней к ногам мушкетера и, наконец, перестал тыкать ею между лопаток последнего.
Друзья господина Портоса были личностями примечательными, и Бонифаций с удовольствием всегда перебирал сплетня с их слугами относительно господ. Раньше Мушкетон всегда внимательно прислушивался к разговорам мушкетеров, но со временем понял, что слушать всего не требуется, потому что речей того же господина Арамиса хватало, чтобы Бонифаций почувствовал себя полным болваном.  Господин Атос был по большей части молчалив, но если уж возьмется говорить…В общем у Мушкетона возникало два вопроса: где только такие умные родятся и не тяжело ли им носить голову на плечах, которая, должно быть, слишком тяжела от такого большого ума. А вот господин Портос был и красив, и умен, и смел. Прямо весь в него, в Мушкетона. Так что, спасибо Господу за то, что свел две совершенные личности вместе.
А чтобы никакие темные силы не разлучили их, Бонифаций кинулся исполнять пожелания хозяина. Он наливал, подливал, отпивал, подносил, отрезал, откусывал. То есть делал все то, чтобы и другим угодить, и самому сытым остаться. Правильно батюшка в свое время научил его любить свои желудок, свой рассудок и свои ловкие руки. Одним словом, любить свою бесценную натуру, ну и господина Портоса, конечно.

Отредактировано Мушкетон (2016-02-17 23:13:16)

- Атос, вы мне чертовски льстите, - пробасил здоровяк-мушкетер и рассмеялся, поглаживая себя по груди, словно вдогонку к словам друга нахваливал себя сам, покуда длань его освободилась, бросив на блюдо обглоданную во время беседы двух других сотрапезников кость. Подумаешь, что одежда его пропахнет чесноком, как его рот, и украсится парой жирных пятен. Мушкетону не впервой чистить облачение своего господина. Справится и с этим пустяком.

- Убивать гугенотов – не считается грехом. Эти убийства нам прощает сам папа, я ведь прав, Арамис? И я лично считаю, что отправлять на небеса гвардейцев кардинала – это тоже не грех! Поскольку, наши шпаги обеспечивают им прямой путь в рай. Поэтому, - воодушевленный тем, что может разглагольствовать не хуже своих приятелей, дю Валлон придал мощи своему голосу, - Его преосвященство должен благодарить нас за ту услугу, которую мы ему оказываем!
Портос гордо блеснул глазами, и чуть откинулся назад, ничуть не стесняясь того, что его мощная спина уперлась лопатками в чью-то другую спину. Какого-то юноши, обедающего за соседним столом. Ничего, подвинется, если ему не по нраву.

Предложение выпить всегда поддерживалось Портосом с горячностью, как и предложение к драке, поэтому он быстро опустошил свою кружку. И хорошо, что успел! Потому что, когда заговорил д’Эрбле, он вновь понял, что ничего не понимает в словах своего просвещенного друга. Глаза великана несколько раз широко распахнулись, а рука его потянулась невольно к стакану Арамиса, чтобы проверить, то же ли самое вино пил изящный любимец женщин и любитель кружевных воротничков и манжет, что пили Атос и Портос. Откуда -то же он черпал свое красноречие, чтобы говорить так, как будто его устами говорил какой-нибудь там Цицерон?

- Арамис! Я вас умоляю… - взвыл хозяин Мушкетона, как раненный зверь, ткнув слугу в бок, чтобы он поскорее наполнил чем-нибудь тарелку д’Эрбле, пока нежный разум его господина не взорвался от перенапряжения. Но тут прозвучали знакомые слова, и мушкетер выдохнул с облегчением.
- За короля и королеву Франции, господа! – не заметив, что пальцы его крепко-накрепко вцепились в глиняную кружку друга, Портос поднялся, чтобы выпить стоя за такой тост. Его табурет с шумом ударился о табурет того, кто сидел позади него. Не задалось у кого-то сегодня пообедать. Но мушкетер никогда не прятался от тех, кто желал спросить с него за его неуклюжесть. Не прятался и теперь.

Как известно, после долгого дня не грех и подкрепиться, да и отметить зачисление в роту господина Дезэссара тоже стоило. Это конечно был не мушкетерский плащ, о котором он мечтал, а ступенька на пути к нему, но и этому Шарль был несказанно рад. Кто-кто, а он от своей цели не отступится. Правда его скромный пир грозил оказаться излишне скромным. Скелет гуся обтянутый кожей выглядел совсем уж жалко. "Интересно, как долго гонялись за бедолагой, по птичьему двору, чтоб она так исхудал...". Шарль уже собирался напомнить хозяину сего заведения, что некоторых людей не стоит злить, особенно когда он голодны, но его расторопный слуга, поняв настрой хозяина, взял на себя все заботы.
Пока Планше разбирался со скелетом гуся, который им изволили подать, гасконец с интересом рассматривал собравшуюся в трактире публику. Право, народ был весьма разношерстный. Но больше всего внимание юноши привлекли три мушкетера, что сидевшие  позади него. Для юного гасконца любой мушкетер был подобен олимпийскому богу.
Но прислушавшись к беседе, точнее говоря и прислушиваться-то, было не нужно, потому что мушкетер, имевший самый внушительный вид, говорил так громко, что его слышал весь трактир, гасконец едва сдержался, чтоб не вмешаться в разговор, ибо некоторые их слова являли собой сплетни самого низкого пошиба. Он, конечно, слышал за то время, которое провел в Париже, массу слухов, некоторые из них были откровенно оскорбительными, другие  смешные, а третьи абсолютно невероятными. Все это болтал простой народ, чтобы скрасить свою рутину, но от кого, а от мушкетеров короля он подобное услышать не ожидал. В голове этого юного максималиста никак не укладывалось, как эти люди, служащие Франции, а значит королю, королеве и кардиналу, могут верить в такие глупости, а тем более говорить о них, да еще и с такой легкостью. Ярость медленно закипала в гасконце, каждое сказанное мушкетерами слово подливала масло в огонь.
Планше подоспел вовремя. Как всегда. "Нужно будет решить вопрос с кроватью Планше. Нельзя чтоб такой хороший слуга простыл, мало того что лечить его будет сплошной морокой, это не говоря уже о растратах, так еще и потерять такого бесценного помощника совсем не хочется". Потрясающий запах курочки унес все мысли гасконца далеко от разговора мушкетеров. Молодой организм требовал своего, и юноша с удовольствием принялся  за куриную ножку, которую с удовольствием запивал неплохим вином. Казалось ничего не предвещало грозы. Но не тут-то было. Все произошло так быстро, что гасконец с трудом успел понять что к чему. Громкий звук, что-то швырнуло его вперед. Вино из кружки, которую юноша только поднес к губам оказалось вывернутым на одежду.
Искать причину произошедшего долго не пришлось. Это был один из тех мушкетеров, что сидели позади него. Кровь ударила в голову и решимость все-таки обнажить сегодня шпагу, не за сплетни, так за испорченный костюм, достигла своего предела, даже внушительность фигуры обидчика, пожалуй, такой может убить одним ударом кулака, не останавливала юношу.
- Сударь, черт побери, смотрите что вы натворили! Никогда бы не подумал, что королевские мушкетеры столь неуклюжие господа! - сказано это было в сердцах, но последствия юноша прекрасно осознавал, и был готов скрестить шпаги с этим Титаном, а возможно и не только с ним, если конечно останется жив.

Отредактировано Шарль д'Артаньян (2016-03-01 13:01:34)

Вот когда дело доходило до драки – это было дело! Не то, чтобы там разговоры, в которых Портос мало, что смыслил, хотя и старался поддерживать их в меру своих умственных способностей. Слова, по выговору явно гасконца, ударили ему в голову похлеще вина, и мягко опущенная на плечо в предостережении рука Арамиса уже не могла остановить этого гиганта, который из всех слов, сказанных друзьями, уловил главное – им нанесли оскорбление! Голос капитана, хоть с последней выволочки прошло уже некоторое время, до сих пор звенели в ушах дю Валлона. Нет, он больше не допустит упреков де Тревиля, что его мушкетеры проглатывают дурные слова о себе, как индеек на завтрак! А в фразе Атоса, что наглецу требуется преподать урок хороших манер, Портос вообще усмотрел одобрение тому, что собирался сделать.

- Дьявол, сударь, я вам сейчас покажу, насколько вы заблуждаетесь в своем предположении о моей неуклюжести, - мощным ударом ноги, способным проломить дубовую доску, словно хворостину, Тома-Александр оправил стол, за которым сидел незнакомец, через всю обеденную залу в дальний угол. По пути предмет мебели опрокинулся и собрал себе в компанию несколько табуретов и еще пару своих сородичей. В центре трактира образовалось пространство, вполне пригодное для драки. Если бы молодой нахал не был дворянином при шпаге, дю Валлон бы просто-напросто вытряс из него душу, перевернув вверх ногами, и держа так до тех пор, пока оная не покинет тело.

- Вы оскорбили мушкетеров короля, месье, и вам придется ответить за это так, как полагает дворянину, если вы, конечно, не трус. Если же вы согласны с этим званием, то я готов выслушать ваши извинения, - ну и что, что не прав по сути был сам Портос. Он знал одно – прав тот, на чьей стороне сила. О нет, ни он, ни его друзья, никогда не запятнали бы чести своего мундира, нападая втроем на одного, как это могли себе позволить гвардейцы кардинала, но проучить невежу по очереди, отхлестав его шпагами плашмя, это было можно. В наивных глазах гиганта блеснуло веселье, когда он достал из ножен Бализарду, и, приветствуя своего противника, подмигнул Арамису.

Но клинки не успели зазвенеть. По всей видимости, привлеченные шумом падающих столов, в дверях появились господа в красных плащах.
- Патруль кардинала, - обернувшись, быстро сообщил он друзьям, которые могли не видеть появления неприятеля из-за мощной спины гиганта-мушкетера. – Мушкетон, корзина!
- Так-так-так, господа мушкетеры,  - раздался хорошо знакомый всей троице из роты де Тревиля голос де Жюссака, самого неприятного из всех командиров гвардии Ришелье, - уж не задумали ли вы тут дуэль? Вы не слышали, что всех драчунов теперь немедля следуют препровождать к Его высокопреосвященству? Извольте следовать за нами, господа.
- Драку? – в изумлении воскликнул Портос, стараясь одновременно говорить и считать силы гвардейцев, все появляющихся в дверях. Получалось плохо. Одно было понятно, красных плащей было гораздо больше, чем три.  – Господа, гвардейцы так редко теперь упражняются в фехтовании, что не могут отличить урок от дуэли, - усмехнулся он. Неравные силы решимости скрестить уже хоть с кем-нибудь шпагу у Портоса не убавили, но что скажут Атос и д’Эрбле? Когда наступало время принимать решение, это было их вотчиной. Дю Валлон предпочитал действовать.

Шарль, как ему казалось, был готов ко всему, но то, что произошло в следующий момент, предугадать было просто невозможно. Рыжий детина, который крутился у стола мушкетеров - видимо, слуга одного из них - принялся добивать и без его участия весьма пострадавшую рубашку, да еще и с какой довольной физиономией! Будь ситуация несколько иная, юноша поспешил бы объяснить этому прохвосту, самым доходчивым образом, чего ни в кое случае не следует делать с пятнами от вина на рубашке дворянина.
Следом за этим последовали уже весьма ожидаемые последствия. Но от того, что гасконец был готов к этому, легче совсем не стало. Ему теперь явно понадобится вся его ловкость, чтоб из него шпагами не сделали решето, ведь как известно, мушкетеры одни из самых опасных людей во Франции, и сколь бы ни был самоуверен юноша, и как бы ни был уверен в своем умении обращаться со шпагой, предсказать, чем закончится для него этот вечер, он не решался.
- Я готов нести ответственность за каждое сказанное мною слово! И извинений, месье, Вы от меня не услышите, - не успел он даже подумать о том, что делать с испорченной рубашкой, как ему уже предстояло драться, да не с кем-нибудь, а с мушкетером. Про ужин можно было забыть, и лишь надеяться на то, что тот потрясающий гусь, которого вытребовал Планше у повара, станет не последним в его жизни, ибо тут же последовал еще один вызов.
- Сударь, не Вам учить меня манерам! Вы правы, я прибыл издалека, но поверьте, у меня на родине понятия о чести, морали и приличии ничуть не хуже, чем в Париже! - слова мушкетера заставили гасконца закипеть от негодования -  уж слишком часто в последнее время ему говорили о невежестве, ссылаясь на то, что он провинциал. А тем временем вечер становился все более увлекательным для народа, который с интересом наблюдал за происходящим. Тот самый мушкетер, по вине которого на рубашке Шарля красовалось пятно, с таким усердием затертое слугой этого же господина (по крайней мере, именно за его спину спрятался этот прохвост, довольный деянием рук своих) так вот, этот самый Атлант, придя в ярость, решил продемонстрировать свою силу. Звук, с которым стол, за которым д'Артаньян не так давно пировал, заставил волосы на загривке юноши встать дыбом. Посмотреть, сколь велико освободившееся за счет снесенной мебели расстояние, Шарль не решился. Только прикинул, каковы шансы на то, что Планше уже завтра утром не придется искать новую работу. К трем вызовам на дуэль жизнь его точно не готовила. Интересно, что же делать, если этот великан его убьет, как же быть с обязательствами перед двумя другими мушкетерами? Это даже интересно!
- Я почту за честь скрестить шпаги с каждым из Вас, господа мушкетеры! И что уж скрывать, своей жизнью я дорожу в известной степени, но умереть от руки мушкетера я почту за не меньшую честь, чем скрестить с ним шпаги. Но извиниться мне, все же, придется. Ведь лишь Вы, месье, - он обратился к тому, с кого собственно началась вся эта заварушка, - можете быть полностью уверены, что можете спокойно отправить меня на тот свет, в тот момент, когда ваши друзья не могут быть столь уверены в этом… Приношу свои извинения, господа, на тот случай, если я не доживу до третьей дуэли. Но, черт возьми, только за это! – в словах гасконца не было, ни капли лукавства - он действительно считал весьма почетным умереть в поединке с мушкетером, пусть даже вера в идеальность этих людей пошатнулась. Шпага покинула ножны. Была не была, авось, удастся, каким-то чудом, сохранить свое бренное тело, уж слишком молод он, чтоб вот так скоро отправиться на тот свет.
Дуэль была прервана гвардейцами кардинала самым бесцеремонным образом. И что удивительно, юноша вместо облегчения, который испытал бы на его месте каждый, почувствовал нарастающее недовольство столь несвоевременным вмешательством, но пока решил придержать язык за зубами и посмотреть, что же будет дальше.

Отредактировано Шарль д'Артаньян (2016-04-18 22:45:49)