Рошфор поклонился, возвращая, как и подобало дворянину, извинение задевшей его даме, и посторонился, давая ей больше места, если ей угодно будет пройти дальше. Впрочем, пробираться к выходу сейчас, наверное, пришлось бы лишь изо всех сил работая локтями. Собор был набит людьми как бочка сардинами, и если ближе к алтарю, где отводились места для высшей аристократии и должностных лиц, было более ли менее свободно, то ближе к выходу, где толпились дворяне попроще, вперемешку с разбогатевшими буржуа и чиновниками всех мастей, которые за месяц до свадьбы лезли из кожи вон, чтобы получить право присутствовать при венчании - и вовсе было негде повернуться.
Дама, по-видимому трезво оценив свои шансы пробраться к свежему воздуху как нулевые, благоразумно осталась на месте, и взглянув на нее повнимательнее, Рошфор узнал графиню де Ланнуа. Двор его величества Людовика XIII был хоть и велик, но не отличался той непомерной многочисленностью, которой спустя тридцать лет окружит себя его преемник. А уж придворных дам Ее Величества знали наперечет, особенно те, кто живо интересовался подоплекой придворной жизни. Вот и Рошфор, не мог не знать графиню, и по имени и в лицо, хотя лично до сих пор ему с ней беседовать не доводилось.

Была одна маленькая деталь. Графиня де Ланнуа, была одной из нескольких дам, кто обладая завидной сметкой и прозорливостью, не поддался на очарование венценосной испанки, и из верности ли, или из корысти, исполняли весьма щекотливую миссию, требовавшую от этих дам на своей территории - ловкости и сноровки не хуже чем иному шпиону при чужеземном дворе. Граф до сих пор никогда особо не любопытствовал подробностями, знал лишь, что кардинал де Ла Валетт, собственным ли очарованием, безотказно действующим на женщин, или своим кошельком, обеспечивал Ришелье весьма стабильно поступающую информацию о занятиях Анны Австрийской, при помощи таких вот прелестниц, таких незаметных в глазах сильных мира сего, но таких полезных в руках того, кто мог оценить приносимые ими сведения по достоинству. 

Была и еще одна деталь. Не далее как несколькими днями ранее Рошфор, присутствовавший по обыкновению незримой тенью при некоторых встречах своего господина, и молча, но без устали ловивший каждое его слово, чтобы осмыслить, понять, и оценить его малейшие пожелания и планы, чтобы получше им служить, этот самый Рошфор, говорим мы, вспомнил совершенно случайную, вскользь брошенную Ришелье фразу в разговоре с другом, о том, что мадам де Ланнуа уже довольно давно не давала о себе знать. Поэтому, граф, воспользовавшись случаем, был бы рад прояснить причину молчания дамы. Но случай, увы, был неподходящим. В такой толпе любое слово, даже сказанное вполголоса, могло долететь до слуха окружающих, а шептаться на ухо было признаком весьма дурного тона.

Поэтому ему пришлось ограничиться лишь тем, что вежливо поддержать ее слова:
- Ваша правда, сударыня, новобрачная поистине прелестна. Однако, не желая умалить достоинств ее высочества должен сказать, что многие дамы ей не уступают.
Рошфор сопроводил эти слова поклоном, долженствующим указать на то, что сей комментарий дама вольна воспринять как комплимент в свой адрес, если ей угодно, не считая при этом за дерзость, и, выпрямившись, добавил
- Полагаю, бал в честь венчания будет великолепен, и соберет в стены Лувра всех самых прекрасных дам Франции, среди которых, не сомневаюсь, я буду иметь честь увидеть и вас?
Приличествующая случаю учтивая фраза, была призвана убить двух зайцев сразу: сказать комплимент хорошенькой женщине, что всегда рад сделать каждый француз, и выяснить, собственно, будет ли присутствовать эта женщина на балу. Лувр - не собор, а бал - не венчание. И улучить возможность для встречи и беседы там  будет куда как проще.

Отредактировано граф де Рошфор (2016-03-06 15:03:44)

Рошфор не стал задерживать молодую женщину, поскольку в ее ответе, хоть и носившим явные попытки придать ему уклончивый характер, он услышал именно то, что ему требовалось. Оставалось только дождаться нужного момента. Было лишь одно препятствие, весьма деликатного свойства. А именно, продумать - как подойти к фрейлине королевы, и заговорить с ней, так, чтобы это никому не бросилось в глаза, и не показалось подозрительным. Может и не стоило об этом беспокоиться, но Рошфору не хотелось бросать даже тень Ришелье на окружение королевы, чтобы не плодить сверх меры и без того уже расхожие слухи о пристальном внимании, с которым первый министр присматривал за поведением испанки. Чего доброго, еще решат, что тут замешан некий личный интерес, тогда как кому как не Рошфору было знать, что внимание кардинала к королеве было сугубо политическим, и вполне оправданным, учитывая активную переписку королевы с ее братом, королем испанским, и ту происпанскую политику, которую Анна Австрийская пыталась проводить при французском дворе.

Кроме того, будучи приближенным к Ришелье настолько, что кардинал почти не замечал его присутствия при большинстве своих переговоров, граф за эти недели не раз слышал о завуалированных намеках о повышенном внимании, оказываемом Бэкингемом королеве, и помня о рассказе де Варда, понимал - что именно должно беспокоить его преосвященство, в том случае, если внимание блестящего придворного Карла Первого к ее величеству окажется взаимным. Как он и говорил де Варду и миледи, при их встрече у "Волчьего хвоста" влияние Оливареса на молодого короля Филиппа, не слишком беспокоило кардинала, поскольку герцог Санлукар-ла-Майор, при всей своей подозрительности и жестокости к нижестоящим - был осторожен до трусости, и никогда бы не допустил никаких действий против Франции в одиночку. Прямой союз Испании с Англией провалился, однако же.... Если испанка, разделяющая с потомком Людовика Святого французский трон, но так и не ставшая француженкой по духу - склонит внимание к Англии и поспособствует созданию англо-испанского комплота.... Как бы то ни было - сведения об этом можно было почерпнуть лишь из будуара королевы, а значит...

Парадный обед в Лувре тянулся бесконечно, и когда, наконец, все разошлись, чтобы подготовиться к балу, Рошфор, вся подготовка которого и состояла в том, чтобы переменить шляпу, да сменить черный бархатный камзол на черный же, атласный, с серебряным шитьем и посеребренным кружевом отложного воротника и манжет - отправился во дворец раньше кардинала, чтобы осмотреться.

Бал, как и следовало ожидать был пышен и многолюден. Общество блистало роскошью нарядов, и сотни свечей отражались бликами от множества драгоценностей, коими украшали себя равно как и дамы, так и кавалеры. Среди мужчин, как и следовало ожидать, герцог Бэкингем просто ослеплял, а королева затмевала новобрачную, как роскошью наряда, так и сиянием своей красоты.

Пробравшись в гуще придворных к широкому кружку кавалеров, любезничавших с фрейлинами, Рошфор высмотрел среди них графиню де Ланнуа, и деликатно отстранив какого-то юного виконта, явно намеревавшегося приблизиться к придворной даме, успел поклониться ей первым, как раз тогда, когда музыканты на верхней галерее заиграли вступление к басдансу.
- Сударыня, сегодня вечером вы просто восхитительны, и я счастлив возможности приветствовать вас. - произнес он, склоняясь перед молодой женщиной в глубоком поклоне,  и, выпрямившись, предложил ей руку - Не окажете ли вы мне честь, позволив пригласить вас на танец?

"Вы хорошо танцуете". Вот уж комплимент, который, если и не снял гору с плеч, то во всяком случае изрядно ее облегчил. Рошфор подавил улыбку, в которой иначе неминуемо просквозил бы сарказм.

В те годы жизни, когда детей обучают танцам - в лесной глуши где он жил ребенком, позже -в доме мачехи, еще позже - в таборе, нескладный, тощий мальчишка, с гривой вороново-черных волос, обучался чему угодно - скрытности, жесткости, недетскому трезвомыслию, но только не танцам.  Да и на войне было как-то не до того. Ему многому пришлось учиться уже в том возрасте, когда большинство дворян уже давным-давно заканчивает свое образование. А уж то, каким конфузом были для него уроки танцев - и вовсе лучше было не вспоминать. Спасибо тому, кто придумал басданс - простейший променад вдоль зала, не требовавший от исполнителя фактически ничего, кроме умения считать, и обязательной горделивой осанки.

Ну, или может быть чертов итальянец, взимавший тройную плату за урок, под предлогом, что возраст ученика втрое превышает привычный ему возраст учеников - действительно не врал, и у него на самом деле что-то получается. Во всяком случае, даме виднее. 

- Видите ли, милая графиня, как правило, я совершенно не умею танцевать. - отозвался он нарочито покаянным тоном, которому противоречили явные смешинки в глазах, в ответ на ее столь же нарочито обиженный голос. - Но что поделать, если сегодня мне посчастливилось пригласить на танец волшебницу, которая в один миг научила меня тому, чего я никогда не умел? 

Рошфор остановился, отвешивая своей даме в этот момент положенный поклон, и продолжил, вновь предложив ей руку и отмеривая положенные неторопливые шаги по кругу

- Но поскольку слово дамы - закон, то мне чрезвычайно интересно ваше условие. И я даже заранее обязуюсь его выполнить, если оно будет в моих силах

Вот любопытно, почему каждый разговор с дамой в самом начале знакомства, движется по какому-то общепринятому закону. Обсуждение предметов искусства, и музыки... причем высказывания большинства "ценителей", почти дословно повторяют друг друга. А уж если кто-то пытается претендовать на оригинальность, то и вовсе можно лишь возвести глаза к потолку, и просто перетерпеть высказывание. Поскольку, как правило, этакие оригиналы попросту не выносят каких-либо сторонних суждений, и лопаются точно мыльные пузыри, когда совершенно, казалось бы, невинный вопрос, или колкий комментарий загоняет их впросак. Такие игры временами любопытны, но для них нужно особое настроение. Сейчас же, цели у Рошфора были совершенно иными. Конечно, можно пуститься в бесконечные рассуждения о том, как тонко задумана картина, и как прекрасна Мария Медичи, склоненная перед Юпитером, как мерзки "грехи", и как сказочно прекрасен Аполлон.... Завести обычную светскую беседу, коими обычно предваряются любые ухаживания за дамами. Только вот временами это бывало чертовски скучно. Восхищаться тем, чем принято восхищаться. Тогда как, самому ему, эта картина представлялась довольно любопытной с совершенно иной точки зрения, к примеру - почему изгонять грехи поручено почти обнаженному Аполлону, тогда как Арес в полном боевом вооружении, да еще и с копьем - прячется за его спиной, и не вложен ли в это какой-то особый смысл? Что же желает она услышать? Вежливые стандартно-восхищенные комментарии, или....

Эта мысль вызвала на губах Рошфора улыбку. Или? Едкая ирония, которая так и просилась на язык, в общем впечатлении от этой свадьбы - навряд ли была подходящей темой для беседы с женщиной. Да и навряд ли какая-нибудь женщина оценила бы злую иронию графа. Разве что будет наделена рассудительностью и юмором, но полноте, встречаются ли такие в природе? Но.... а вдруг? Любопытно... крайне любопытно, а как она воспримет небольшую крамолу, вместо дежурных восторгов?

- Не думаю, чтобы эта картина слишком подходила к данной ситуации, графиня. В частности - тут нет молодоженов, которых можно было бы ассоциировать с пресловутой парой голубков..... - Рошфор нарочито понизил голос, и, наклонившись поближе к ее уху зашептал, заговорщическим тоном. - Вообще вся эта затея с венчанием по доверенности, на мой частный взгляд, сильно смахивает на оскорбление, и пробуждает не слишком приличные мысли. Как вы думаете, когда король Карл преставится, предстанет перед престолом Божьим - и тот спросит его, по какому праву ты возлег с этой женщиной, и имел от нее детей, коль скоро не венчался с нею пред ликом моим... Что скажет Его Величество? Предъявит Господу доверенность? А апостол Петр будет проверять - в порядке ли на ней печати?

Отредактировано граф де Рошфор (2016-04-08 22:04:31)

Вот оно что. Первый министр Англии действительно посматривает на королеву, Ла Валетт, лишь недавно говоривший об этом первому министру не ошибся. Еще одно свидетельство, подмеченное  с другой стороны, говорило о том, что сие не есть случайность или заблуждение. Что ж, Его Преосвященству нужно будет об этом узнать. Беседа с мадам де Ланнуа уже дала первые плоды, но Рошфор отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом. Тем более что и улыбка красавицы -фрейлины, адресованная ему одному, была весьма обнадеживающей.

- Ах, графиня, - тем же тоном шепнул он ей, воспользовавшись тем, что фигура танца позволила ему в очередной раз наклониться к ее ушку - Раз приличия допускают обилие обнаженной натуры на этих полотнах, то навряд ли я так уж сильно нарушаю приличия, комментируя их. Хотя, сознаюсь, в обществе такой очаровательной женщины крайне трудно избежать искушения совершенно другого рода. Зря вы стращаете меня инквизицией, удовольствие вызвать такую улыбку на ваших изумительных устах, стоит риска.

И вправду, улыбаясь, графиня де Ланнуа становилась поистине прелестна, и Рошфор ничуть не лукавил, о чем красноречиво свидетельствовали глубокие искорки в его темных глазах, которые в сочетании с едва уловимой улыбкой придавали его словам еще более интимное значение.

Танец завершился, и граф, отвешивая даме положенный поклон, завладел ее рукой, неторопливо запечатлел на ней поцелуй, задержав его хоть на мгновение, но дольше положенного, и, устремив поверх руки молодой женщины в ее глаза долгий взгляд, спросил вполголоса.

- Может быть, вы окажете мне честь продолжить нашу беседу, мадам? Здесь крайне душно, музыка слишком громка, а ваш голос так нежен, что, сознаюсь, мне не хочется, чтобы его что-либо заглушало, равно как и сам хотел бы сказать вам нечто, не предназначенное для посторонних ушей.

Всему свое время. Шарль счел, что он уже достаточно времени уделил своему личному интересу к Эжени де Ланнуа, пора вспомнить и о службе. Графиня была очаровательна, но те мужчины, что безоглядно поддаются женскому очарованию, редко остаются в истории иначе, чем жертвы. А эта роль определённо претила Рошфору, что в любви, что в политике.
- Сад? В саду нынче ветрено, - многозначительно улыбнулся он, с изысканной любезностью предлагая графине руку. – Но мне кажется, в зале становится слишком жарко, позвольте мне сопроводить вас на балкон.

Шарль де Рошфор произнёс эту фразу, возможно, чуть громче, чем требовалось, но его могла оправдать громкая музыка и шум людских голосов. Всегда следовало помнить, что при дворе нюх на тайные интрижки и скука ко всему обыденному. А что может быть обыденнее, чем флирт на балу? Это всего лишь игра, которая, возможно, перерастет во что-то большее, возможно, нет. Хуже, если королева по какой-то причине заподозрит свою придворную даму, и та лишится ее доверия, и возможности служить кардиналу. Уединение в саду слишком смахивает на свидание, балкон же прекрасная сцена для любой игры. Эжени де Ланнуа - умная женщина, если случится что-то непредвиденное, она разыграет и возмущение, и оскорбленную невинность, и неприступное достоинство, Рошфор  в этом был совершенно уверен. Посему, да будет балкон.

Балкон благоухал цветами, свезенными из королевских оранжерей. В сумраке белели строгие богини, задрапированные до самого подбородка прозрачными пеплумами, забавная попытка совместить целомудрие и распутство. По мнению Рошфора, придерживаться следовало чего-то одного. Всегда. И, как только лишних глаз стало меньше, с него сползла маска галантного кавалера, и он заговорил деловито и отрывисто.
- Мадам, я буду краток, поскольку у нас не так много времени. Мне известно, что вы должны были просматривать переписку Ее величества, но до сих пор от вас не было известий. С чем это связано, графиня? Неужели королева Анна не совершает ничего, что было бы любопытно узнать нашему с вами общему покровителю?
Даже в темноте, даже наедине с очаровательной Эжени де Ланнуа, Шарль де Рошфор опасался называть вещи своими именами. Да и к чему? Они оба знали, от кого зависит их жизнь и их благополучие. Оба знали, кому служат. Ощущение общей тайны будоражило кровь графа, и он всматривался в лицо придворной дамы с большей пытливостью и меньшей строгостью, чем то следовало бы в данной ситуации.

Шарль де Рошфор одобрительно кивнул графине де Ланнуа. В само деле, редкость, что женщина, не поддавшись чувствительности и порывистости, свойственной этому полу, сумела ухватить главное. Иногда не важно, что пишет та или иная особа. Важно кому и сколько. Цифры, господа, сухие цифры. Но сколько за ними стоит. Браво Ла Валетту, сумевшему найти такую жемчужину среди песка. Но кто  мешает попробовать ему перехватить эту жемчужину? По сути, все они служат одному господину, Ришелье, так что это не будет предательством.

- Благодарю за ответ, мадам, он более чем исчерпывающий. Могу я попросить вас вести что-то вроде дневника? Меня не интересует, что именно королева пишет, но меня интересует, кому она пишет и как часто. Только имена, графиня, ничего, кроме имен!
Рошфор верил в цифры, это то, что не лжет. Иногда интересно узнать, кому пишет королева, еще более интересно знать, кому она никогда не пишет.
- Это не составит для вас труда?
Голос графа стал мягок, вкрадчив. Приручить женщину все равно, что приручить дикого зверя. Столько же непредсказуемости, грации, очарования и азарта. Очарование Эжени де Ланнуа было мало похоже на очарование большинства придворных дам. Те напоминали Шарлю де Рошфору кусок жирного пирога. Неплохо, чтобы утолить голод, но если смотреть долго – воротит с души.

- Я передам Его преосвященству, что в вашем лице он имеет верного и умного союзника, мадам.
Обещание было не пустым, Рошфор не давал пустых обещаний. Герцог Ришелье со всех сторон был окружен врагами, и оставалось только восхищаться выдержкой Его преосвященства. Но рано или поздно наступит момент, когда придется отделить агнцев от козлищ, и Шарль готов поручиться за Эжени де Ланнуа.

- Нет ничего невозможного, мадам, - философски ответил граф, улыбнувшись горячности Эжени де Ланнуа.
Все же даже самые ловкие женщины слишком ведомы эмоциями. Не все, но большинство. Тем с большим интересом он относился к тем представительницам прекрасного пола, кто мог в случае необходимости отринуть все женские уловки, ахи, страхи, и действовать решительно и хладнокровно. Но, увы, в окружении герцога такого алмаза не было. Даже Миледи поддавалась чувствам, хотя чувства эти были из тех, что ведут душу прямиком в ад, возможно, когда-нибудь это ее погубит. Дрогнет рука, сорвется с губ опасное слово. Но это уже не его забота.

- Право, вы все усложняете, графиня, и все понимаете слишком буквально.
Рошфор с улыбкой вдохнул ночной воздух, к которому примешивался запах сырой земли, духов дамы, аромат цветов и едва ощутимый – приближающейся грозы. Но гроза разразится еще не скоро.
Говорят, дождь в день свадьбы хорошая примета.
- Вы могли бы писать своему новому управляющему, госпожа де Ланнуа. А если придумать для имен иные обозначения, то и не придется пользоваться молоком или тайными чернилами, который прочтет любой посвященный в эти детские секреты. Шлите счета, мадам, это то, что не вызовет ни у кого интереса. Кому любопытны счета за прачку, белошвейку и карточные долги? Золотых дел мастеру выплатить за два последних заказа, причем за последний как можно скорее. Сделать заказ на английские ткани. Передать белошвейке десять локтей батиста, на новые простыни. Немного фантазии, мадам. Немного фантазии, и можно все.

Страх часто застилает людям глаза, мешая видеть те возможности, которые перед ними открываются, и Рошфор, как галантный кавалер, постарался развеять его для Эжени де Ланнуа. Сам он в юности испытал столько страха, лишений и опасностей, что стал к ним нечувствителен. Так. Человек, принимающий ежедневно маленькую порцию яда, может выпить отравленное вино и остаться в живых, а собеседник его, отведавший из того же кубка, отправится к праотцам. Все в этом мире дело привычки. Абсолютно все.

- Я с радостью дам вам возможность узнать меня лучше, мадам если у вас на то будет желание.
Улыбка коснулась губ Рошфора, и, едва заметно, его глаз. Танцуя с этой умной и очаровательной дамой, он всерьез раздумывал, не предложить ли ей разыграть перед посторонними взглядами один из тех светских романов, которые вспыхивают на каждом балу, как светляки. Это было соблазнительно, но граф отверг этот вариант. Королева Анна вовсе не глупенькая пустышка. Не исключено, что связь ее фрейлины с приближенным герцога де Ришелье насторожит ее, и в результате Эжени де Ланнуа лишиться тех немногих преимуществ, что имеет. Нет, нельзя так рисковать.

- Ваш новый управляющий бережлив, но понимает, что даме вашего положения требуются средства, чтобы блистать при дворе так, как вы того заслуживаете по своему происхождению и своей красоте. Так что в ответ будет сочинять долгие жалобы о том, как дешева нынче пшеница и дороги кружева, и слать вам требуемые суммы.
Герцог де Ришелье был суров, дьявольски хитер, умен, проницателен и… щедр. Этот вельможа в алой мантии кардинала хорошо знал, с какой охотой люди тянутся к золоту, и использовал его по назначению, покупая и подкупая. И эта черта восхищала графа де Рошфор. Сам он был предан Его преосвященству не за деньги, а за участие, которое проявил к нему этот великий человек, и служил бы первому министру за совесть, а не за страх, даже если бы тот был в опале и нищ, как церковная мышь. Но намного легче служится, когда рука может щедро отсчитать золото, а сведения, запрашиваемые им у Эжени де Ланнуа, стоили дорого.

В открытые настежь двери на террасу ворвались звуки музыки. Бал продолжался, веселье теряло свою наигранность и становилось искренним и безудержным. Самое время, чтобы уйти. Поклонившись своей даме, граф отступил в тень.
- Я не прощаюсь, мадам.
Он не прощался.
Со всеми рано или поздно вновь сводит судьба, кроме тех, чью жизнь ты прервал собственной рукой.

Отредактировано Шарль де Рошфор (2016-05-19 14:49:21)