Несмотря на воссоединение Карла Стюарта с сестрой Людовика Справедливого, недовольство Англии Францией росло. Сначала Ришелье изменил направление французской политики, отказавшись быть союником англичан в борьбе против растущей мощи Габсбургов, а затем и вовсе использовал английские корабли против гугенотов Сен-Мартен-де-Ре. Последняя "шутка" не то чтобы показалась англичанам не смешной, а, более того, заставила их скрипеть зубами. Но первого министра Франции это не очень-то и расстраивало. Даже, наоборот, Красный герцог был готов шутить снова и снова.

Однако кое-что заставило призадуматься даже такого опытного политика, как Ришелье. Благодаря хорошо работавшей шпионской сети, министру стало известно, что Бекингем планирует отправить во Францию некоего Уолтера Монтэгу, чтобы последний попытался наладить контакты с мятежными французскими дворянами, коих даже в Париже было немало. Так же шпионы доносили, что именно этому человеку английский министр поручил организовывать восстание во Франции. А это уже было опасно. Из последних донесений следовало, что как только вновь восстанут гугеноты во главе с герцогом Анри де Роганом и его братом Бенжаменом де Субизом, то английский флот придёт им на помощь.

Арман открыл глаза, когда сквозь вереницу мыслей услыхал голос Ла Валетта. Он не слышал о чем спрашивал д'Эпернон.
- Луи, - уже вслух продолжая свои размышления начал Ришелье, - за графиней де  Буа-Траси хорошо следят? К ней должны быть приставлены лучшие из людей. - Первый министр Франции поерзал в кресле, стараясь занять более удобное положение. - Если ее отец все же решится на союз с англичанами и заставит гугенотов восстать, его дочь будет весьма сильно скомпрометирована. И в этом случае даже заступничество королевы ей не поможет.

Ришелье поднялся и, не торопясь, подошел к камину. Блики от огня заиграли на его бледном лице.
- Мне нужна переписка графини. Не исключено, что отец пишет ей, а, возможно, и сообщает сведения, которые могут оказаться нам полезными.
Котенок, которому Ла Валетт наступил на хвост, усердно пытался выбраться из корзины.
- Отец Жозеф давно собирает сведения о де Буа-Траси. Не зря мы поручили графиню его опеке. - Вымученно улыбнулся кардинал. - Однако Миледи сильно задерживается. Это меня весьма огорчает. - Как бы между прочим заметил Ришелье и протянул руки к камину, пытаясь согреться.

- Нужно быть внимательнее! - фыркнула Миледи, настроение которой было уже и так изрядно подпорчено: и происшедшим в трактире, и тем, что она сильно опоздала к своему покровителю. Мальчишка-паж буквально "летел", не видя перед собой ничего, и рисковал получить от леди Винтер отменный нагоняй.

- Как Вы, сударь? - Леди Винтер постаралалась изобразить искреннее участие, обращаясь к де Жюссаку, хотя на самом деле интриганка переживала ни столько за самого д'Амблевиля, сколько за то, чтобы он был в состоянии пересказать первому министру Франции все, что с ними произошло сегодня, и почему они, грешные, опоздали на аудиенцию.

Пока они добирались от трактира ко дворцу кардинала, Анна уже досконально все продумала. Она точно знала, что скажет (и это будет, конечно же, выгодно для нее), знала, какое выражение будет на ее лице. И, практически наверняка, знала, что несчастному де Жюссаку придется ответить и за свои, и за чужие грехи.
Внешний вил Шарлотты был, конечно, намного привлекательнее, нежели у начальника личной охраны первого министра Франции. Но Анна сыграет все так, что ее ни только пожалеют, но еще и посочувствуют.

- Раз уж ты здесь, негодник, - Миледи одарила пажа надменным взглядом, - доложи Его Высокопреосвященству о нас. - Анна вновь окинула мальчишку взглядом с ног до головы. - Доложи, что графиня Винтер и месье де Жюссак ожидают чести быть принятыми, - добавила Миледи, сменив гнев на милость и ласково улыбнувшись Марселю.

- Послушайте, сударь, - Шарлотта понизила голос и поманила Франсуа к себе, - выглядите Вы ужасно, но сами понимаете, Его Высокопреосвященству необходимо знать, что с нами приключилось. Тогда мы сможем рассчитывать на отмщение. -  Миледи сверкнула глазами. - Но...- Анна понизила голос, вплотную приблизившись к Де Жюссаку. - Монсеньору совсем необязательно знать, что мы сами пошли в этот злосчастный трактир. Допустим, - Шарлотта картинно подняла глаза в потолок, - нас туда насильно затащила разъяренная толпа.

Слова леди Винтер звучали, как совет, но на самом деле это был приказ. И если де Жюссак ослушается, ну что ж, пусть пеняет на себя.

- "Ох, мягкие лапки, а в лапках - царапки" - подумалось ему в ответ на улыбку леди Винтер, что не помешало улыбнуться в ответ. "Уин-тер, Уин-тер, Уин-тер", - повторил он про себя несколько раз, чтобы при докладе - не дай, Боже! - не исказить. - "Простое ж имя, язык не сломаешь, почему ж так легко вылетает? Надо бы как-то узнать, что значит...". Попытки запомнить имя миледи сопровождались невнятным перешептыванием обоих прибывших и были перебиты замечанием мсье де Амблевиля. Он? Марсель? Не дорожил местом? Тогда бы его тут не было. Ну да, откуда господам было знать, что он только прибыл к смене? Но и мсье Жюссак прав - хорош зевать-то! Эх, доложит ведь, сидеть потом в классной вечером. В лучшем случае. Ну и ладно.
- Прошу прощения, мадам, мсье!
  Вместе с товарищем по смене Марсель вошел в кабинет Его Высокопреосвященства и вполголоса, но четко доложил о  леди Внтер и мсье де Жюссаке. Вполголоса, поскольку тут же понял, что кардинал опять мается мигренью. И легче она, похоже не, станет. Судя по состоянию де Жюссака, у него неприятности. Неприятности мсье де Жюссака мигрень господина кардинала вряд ли облегчат. Как бы "нечаянно" потянуть тот шнурок?... Если его потянуть, в комнате маркизы зазвенит колокольчик. А ещё лучше заставить потянуть кого-то другого... Кота, например. Но шнурок высоко. Получится, если только кот на окне сидеть будет. Осталось заманить кота на окно. Впрочем, сейчас скорее всего будет некоторая суета, так что, может, и без кота получится.

Отредактировано Марсель де Кретель (2018-03-04 02:43:37)

- Итак! - повисшую на мгновение тишину в кабинете, как только умолк словоохотливый Ла Валетт, нарушил бесцветный голос Ришелье. Арман казался абсолютно невозмутимым, и только люди, хорошо знавшие первого министра Франции, если таковые вообще имелись, могли определить, что за внешним спокойствием кардинала стоит крайнее раздражение.

- Вы заставили нас ждать, Миледи! - министр протянул шпионке руку, на которой красовался перстень - символ кардинальского достоинства, символизировавший верность Церкви. От Ришелье не укрылось, что д’Эпернон пренебрег подобным жестом, предпочитая светское приветствие.

Невесть откуда в центре комнаты, привлекая к себе внимание, появилась белоснежная Мириам. Красавица ангорской породы изящно потянулась, ничуть не смущаясь стольким количеством людей.
- Ты моя красавица. - С такой лаской министр обращался еще, наверно, лишь к собственной племяннице Мари-Мадлен. Через пару мгновений пушистое животное уже мурлыкало на руках своего хозяина, который нежно и осторожно гладил ее, получая ничуть не меньше удовольствия, чем само животное.
- Между прочим, - непонятно к кому обращался Ришелье, потому что все его внимание было сосредоточено на любимице, - эту кошку мне привез из Анкары очень хороший человек, Вы должны помнить его, монсеньор, - Арман взглянул на Ла Валетта, - Николь-Клод Фарби де Пейрешеи, ученый человек и политик, который, между прочим, много путешествовал по Турции, и, тем не менее, я не припомню, чтобы он опоздал хотя бы один раз.

Министр резким движением скинул кошку с рук, которая хоть и успела опуститься на лапы, но взгляд ее зеленых глаз был полон изумления и недопонимания.
- Де Кретель, Вы с Вашим товарищем свободны. – Следом за Ла Валеттом отпустил пажей Ришелье. - И заберите Мириам. – Казалось, министру необходима была твердость, а в присутствии любимицы он никак не мог ею запастись.

- Сейчас я хочу услышать те сведения, ради которых Вы пересекли Ла-Манш, Миледи, и которые, в данных обстоятельствах, просто бесценны. А затем я с превеликим удовольствием выслушаю, что же все-таки приключилось с Вами, шевалье. – Ришелье бросил гневный взгляд на капитана своей личной охраны.

Франсуа не любил проигрывать: ни в кости, ни в играх, затеваемых жизнью. Желание быть победителем всегда и во всем - яркая черта рода д'Амблевилей. Именно  поэтому каждый проигрыш де Жюссак переживал болезненно. А если уж он подвел своего покровителя, то этот позор должен был смыт лишь кровью.

Капитан личной охраны Ришелье, стоя здесь, перед своим благодетелем, перед человеком, которому он был предан всецело, за которого, не моргнув и глазом, отдал бы свою жизнь, испытывал боль, словно кто-то приложил раскаленное железо к его груди. Ришелье был хмур и раздражен. Франсуа давно изучил своего покровителя. И теперь мог с точностью сказать, что эти подергивающиеся кончики пальцев, нервная походка, прерывающийся голос - лишь доказательства недовольства первого министра Франции.
Де Жюссак поражался выдержке Миледи. Эта женщина не переставала его удивлять. Да она давно продала свою душу дьяволу, ибо иначе ее спокойствие, ее безупречную речь и движения даже перед лицом Красного герцога, молодой человек объяснить не мог.

Когда же Миледи коснулась темы, которой с содрогание души ждал гвардеец, д'Амблевиль почувствовал, что его тело холодеет. Леди Винтер лгала безбожно. Какие еще голубые плащи? Но де Жюссак стоял, как вкопанный, не решаясь проронить ни слова. Наконец, пламенная речь Миледи подошла к концу. Шпионка рассказала кардиналу все, что он хотел знать. Д'Амблевиль лишь опустился на колени, как будто тяжесть позора и вины перед покровителем давила на него и  не позволяла больше стоять.

- Ваше Высокопреосвященство! - Смиренно произнес шевалье. - Я не оправдал Вашего доверия, бежав с поля боя, словно трус. Вы вправе прогнать меня от себя, но если я могу рассчитывать на Ваше снисхождение, то, клянусь Вам, найду виновных и воздам им по заслугам.

Мари вышивала у себя, когда сначала услышала, как мягкие лапки шлепнули по полу, затем простучали каблучки пажей. "Один - отрок, второй - совсем малыш", - без особого внимания отметила она по ритму шагов. Головы не подняла, решив, что мальчики просто проходили мимо. Но дети, - точнее старший из пажей обратился к ней, сказав, что Их Высокопреосвященства поручили отнести кошек к ней. Одну чуть-чуть не донесли. Мириам запрыгнула на диванчик, понюхала руку маркизы и чуть полизала её пальцы. "Ну да, я же утром забирала лекарство у лекаря. Наверное, руки до сих пор пахнут".
  - А ему, - малыш с напомаженными светлыми локонами поднял повыше маленького котенка, - ещё помощь, может, нужна. Хвост пострадал. Под сапогом. А может, и не только хвост. Может, и лекарство какое нужно. - Котенка он положил тоже на диванчик, к кошке. 
  - Будет лекарство. - Она заинтересованно посмотрела на младшего из детей. "Ага, лекарство, говоришь. И не только хвост... А он намного взрослее, чем выглядит!" Мари грустно вздохнула. - Для всех найдется, кому надо. Постойте-ка минутку, мсье, - маркиза окликнула старшего из мальчиков. Его манжет чуть пострадал от коготков Мириам, но это было легко исправить. А исправить было надо, поскольку при этих болях дядюшку могли разозлить даже такие мелочи, которые в обычном рабочем настроении он считал естественными и не заслуживающими внимания умного человека.
Отправив пажей, Мари-Мадлен забрала из сундука маленький простой глиняный графинчик с лекарственным настоем от мигрени. Шикнула и погрозила кошке, которая начала мешаться ей под ногами, и двинулась к кабинету Ришелье, войдя к дяде одновременно с, так сказать, очень молодыми людьми.

- Дитя моё, - ласково улыбнулся Ришелье, как только за Ла Валеттом закрылась дверь, - а Вы помните, какой сегодня день? - Лукавство заиграло во взгляде первого министра Людовика Справедливого. - Ну же, Ла Комбале! Ну же!

Кардинал, забыв про мигрень, мерял шагами комнату. Племянница и впрямь была Ангелом-хранителем Армана. Стоило ей появиться - и болезнь отступила, а глазах всемогущего политика возбуждённо заблестели.

- Ну, хорошо, - улыбнулся Ришелье, взяв маркизу за руку и подведя её к креслу, - присаживайтесь, моя дорогая, а я расскажу Вам то, что запомнил, видимо, лучше Вас. В январе прошлого года, если мне не изменяет память, Вы нашли на своём туалетном столике указ короля о назначении Вас фрейлиной королевы Марии Медичи. - Кардинал вздохнул. - А помните, как Вы не хотели, как отказывались, сколько было слёз и уговоров. Вы не хотели ничего слушать и мечтали вернуться в Кармель. Должность, которую Вам даровал своей милостью наш король, да хранит его Бог, была Вам в тягость. Скажите, Мари, год назад Вы, отступая перед моими мольбами, согласились остаться временно при Дворе, а сегодня Вы всё ещё хотите покинуть Париж и меня?

Этот вопрос вот уже которую ночь не давал Арману спать. Год назад племянница, скрепя сердце, согласилась на должность фрейлины при королеве-матери, но сразу оговорила, что это временно. Ришелье вздрагивал даже от мысли, что его Ла Комбале со дня на день придёт и сообщит ему о своём намерении оставить Двор и уехать. Но ожидание было мучительно, поэтому министр решился, наконец, задать прямой вопрос и получить на него такой же прямой ответ.