- Ля Шене!
Вместо обычного капризного и скучающего тона в голосе Людовика слышались нотки озорства и искреннего удовлетворения жизнью. И, действительно, день сегодня был просто замечательным. Беседа с кардиналом не была утомительна, а, наоборот, Людовик был в этот раз, как говорится, на коне, и многие хитрые уловки своего министра подмечал и отвечал на них не менее достойными. Матушка тоже сегодня была на редкость внимательна к своему старшему отпрыску. Конечно, Людовик не исключал, что такое внимание со стороны Марии Медичи объяснялось лишь желанием противостоять Ришелье и быть противовесом влиянию первого министра Франции на короля, но, тем не менее, прямо с утра королева-мать примчалась к нему, к Людовику, а не к своему любимцу Гастону. Ну и, наконец, о принце. Вот это была самая яркая и незабываемая победа этого дня. А ведь хитрый министр был прав. Известие о женитьбе, если не убьет братца, то, во всяком случае, напомнит ему, что он во власти короля со всеми его любимцами, матушкой и даже собаками, чёрт бы его побрал.

- Ля Шене! - Снова повторил король, несмотря на то, что верный и иногда чересчур услужливый слуга уже несколько минут стоял, с благоговением заглядывая в рот своему государю. - А прекрасный сегодня день! Мы чувствуем себя великолепно.
Проходя мимо большого зеркала, Людовик остановился возле него, заставив сделать то же самое свою свиту. Король с нескрываемым удовлетворением оглядел всю свою персону, благо зеркало позволяло видеть себя  в полный рост. В отражение сын Генриха Четвёртого видел, как свитские не сводят глаз со своего монарха. Поправив один из каштановых локонов, Людовик бросил ещё один оценивающий взгляд в зеркало и продолжил путь. Но, не сделав и пары шагов, король резко остановился, круто повернулся на каблуках и пошёл в противоположную сторону - в покои супруги. Раз уж день был благосклонен к нему, почему бы не закрепить впечатление о нём разговором с королевой, к которой он был давно уж чужд и холоден. История в саду, о которой до сих пор болтали придворные, кто тайно, а кто и не таясь, не давала покоя монарху. Да, там развлекалась прелюбойдейка де Шеврез с одним из прихвостней кардинала, но зачем министру нужно было показывать это своему королю. Что-то здесь было ни так. Ришелье зазря ничего не делал. Людовик нахмурился и быстрым шагом вошёл к супруге.

- Доброго дня, мадам! - Капризно произнёс король, не обращая внимания на реверансы дам королевы. - Вот, как видите, мы решили навестить Вас и справиться о Вашем здоровье.
Людовик пытливым взглядом пробежал по лицам дам королевы, проверяя, не окажется ли среди них интриганки де Шеврез. Кардинал уже предупредил его, что эта бесстыдница вернулась в Париж.

- Мы весьма рады, мадам, что смогли  доставить Вам удовольствие.

Людовик прошёлся по комнате, внимательно оглядел арабское кресло, отделанное жемчугом и слоновой костью, затем стол, инкрустированный испанским орехом. Скучающий взор отпрыска Генриха Четвёртого скользнул по гобеленам на стенах и только задержался на флорентийском зеркале и то лишь потому, что король с интересом рассматривал свои полные ноги, затянутые в шёлк чулок.

- Хм...да, - наконец, оторвался от собственного отражения монарх, - и мы готовы удвоить Вашу радость... Ля Шене. Всё же в следующий раз лучше алый бархат. - Перебил сам себя капризным тоном монарх.

- Вы прекрасны, Ваше Величество. И алый бархат будет Вам так же к лицу! - не преминул вставить услужливый слуга.

- Так вот, - Людовик, наконец, остановил свой взгляд на супруге, - нам известно, что Вы очень любите танцы и развлечения. - Король слегка наклонил голову, словно готов был принять благодарность за свою наблюдательность, - Поэтому для Вас и в честь нашего маленького примирения мы решили поставить балет. - Людовик даже приподнялся на носочках. - В замке Шантийи...- Старший сын Марии Медичи круто развернулся на каблуках.

При Дворе всем было известно, что король, помимо своей страстной любви к охоте, особенно охоте на птиц, с большим увлечением участвовал в подготовке балетов. Монарх ради этого, отодвигая свою замкнутость на второй план, беседовал с актёрами и музыкантами.
- Не скроем, мы принимали живейшее участие в создании этого балета. Костюмы, декорации, музыка! И, кстати, намерены исполнить в этом балете роль торговки приманками. - Людовик выглядел очень счастливым. - Мадам, мы желаем, чтобы Вы тоже поучаствовали в этом представлении. Скажем, роль приманки. А балет называется "На охоте". Это некая пастораль. 

День, действительно, был весьма удачным. А еще эта острОта - роль приманки... Это великолепно! Анна и впрямь могла послужить приманкой и для этой интриганки де Шеврез, которая непременно воспользуется случаем и примчится к подруге. А, быть может, и для Бекингема. Всё же Ришелье - мудрейший человек.

- Что Вы скажете, мадам?

- Вы согласны? – Усмехнулся Людовик, отмечая про себя, что даже из без согласия королева никуда бы не делась. – Мы полагаем, что сие событие состоится месяца через два…Или…В прочем, нужно спросить у кардинала.

При этих словах сына Генриха Четвертого многие из его свиты попытались отвести глаза, чтобы, не приведи Господь, не встретиться со взглядом короля. Никогда не угадаешь, как нужно вести себя в данную минуту при упоминании первого министра Франции. Пылать благоговением или, хотя бы взглядом, посочувствовать своему монарху.
Но Людовик в этот день, действительно, был в прекрасном расположении духа, поэтому не видел причин придираться к своему окружению.

- Мадам, - торжественно продолжил король, обращаясь к супруге, - Мы даже продумали Ваш костюм, но об этом позже. Сами понимаете, дела государства превыше всего.
- Ля Шене! –Старший сын Марии Медичи уже и думать забыл о супруге. – Мы тут подумали, почему бы не обучить нашего брата игре на лютне? Как Вы считаете, господа? Как только принц женится, ему будет хотя бы чем удивить супругу.

Людовик был весьма доволен и острОтой и тем, как ненавязчиво он сообщил королеве о своем решении (ну или решении Ришелье) относительно судьбы принца.
- Мадам! – Людовик круто развернулся на каблуках, явно давая понять, что время его пребывания в покоях королевы истекло.
И только уже в дверях сын Генриха Четвертого остановился, заставив сделать то же всех его сопровождавших.
- Не забудьте, Ваше Величество, два месяца! И это будет нашим окончательным примирением!