Свечи успели сгореть уже до половины, а Эжени все еще не могла окончить укладывать локоны. Непослушные шпильки не хотели укрощать локоны, закалывая их в прическу, которую могли носить разве что в прошлом царствовании. Высокая прическа, открывавшая лоб, делала ее старше и придавала сходство с Габриэль д’Эстре. Плоеный воротничок из дорогих кружев, собранный на ленте на манер тех, что носили при бабушке нынешнего короля, буквально душил ее, а тугой лиф платья делал фигуру плоской, без всякого намека на красоту. Зато крупные серьги из фальшивого жемчуга грушевидной формы и массивная нить крупных жемчужин, увидевших свет вовсе не среди тех своих сестер, за которые отдают состояния, красиво поблескивали, ловя отблеск огня свечей.
Побольше белил, мушка в углу носа, темный вуаль, наброшенный на голову и прячущий блеск глаз двадцатишестилетней красавицы, и вот уже из венецианского зеркала на графиню де Ланнуа смотрит старуха лет пятидесяти, по описанию похожая на баронессу N., в дом которой ей предстоит нанести визит. Тайный визит! И кто бы мог подумать, что явиться в чужой дом под видом хозяйки ей предложило духовное лицо!
Все это напоминало розыгрыш, шутку, а вовсе не то ответственное задание, в котором убеждал ее кардинал де Ла Валетт. О! Не зря тот получил образование в Иезуитском Колледже. Это умение толковать основные религиозные и нравственные требования в свою пользу очаровывало не хуже приемов искусной кокетки. Действительно, что предосудительного в том, чтобы прийти в чудой дом и взять нужные бумаги только потому, что это нужно Ришелье?! Да и не Ришелье, это нужно Франции! Всего несколько строк, написанных несколько лет назад, могут пошатнуть тот хрупкий мир, который сейчас царит при дворе. К чему тут щепетильность рыться в чужих вещах? За деньги. И неплохие. Обещанная сумма позволяла Эжени положить в свою копилку годовой доход с мелкой деревни под Пуату.
- Ой, мадам! – изумилась вошедшая камеристка, чтобы предупредить свою госпожу, что ее шоколад готов.
- Я похожа на старуху? – звонко рассмеялась Ланнуа, которую рассмешил надоумленный взгляд девушки. Аннет была взята в услужение с год назад и показала себя старательной и смышлёной.
- Принеси еще чашку, я жду гостя.
Шоколад был редкостью, позволить себе его мог не каждый дворянин, да и вкус его был непривычным. Зато горьковато-терпкий напиток придавал бодрость. И смелость. А согревал даже лучше вина. Особенно долгими зимними вечерами. О, мадам Ланнуа грех было жаловаться на скуку или одиночество, вот только короткие дни очень портили настроение.
- Хоть бы не было дождя, - загадала она, выглядывая в окно. Тяжелых портьер она не любила. Может из-за того, что бархат стоил денег, которые лучше потратить на себя, чем на украшение окон.
«Надо заказать шторы из тонкого сукна», - подумала она, когда около окна почувствовала сквозняк. Это еще раз вошла камеристка доложить, что карета заложена.
«Карета с фальшивым гербом», - как это унизительно, поморщилась Эжени, спускаясь в гостиную. Непривычно туго затянутый корсет, жёсткий корсаж платья и старомодные фижмы придавали ее согласию сыграть роль баронессы  оттенок героизма.

Насмешница Аннет сделала реверанс гостю и приняла у него шляпу и перчатки.  Кардинал Ла Валетт был прав (а она его узнала), служить графине было не просто, но оно того стоило. Графиня де Ланнуна не была скупа и вовремя платила жалование, а еще на кухне для прислуги не сухой хлеб. Чего еще надо-то? Не старухе же процентщице служить, вылавливая из чернильницы мух.
На вопрос, где сама графиня, Аннет еще раз присела и посторонилась, дав пройти в гостиную.
- Мое почтение, Ваше высокопреосвященство, - величаво кивнула старуха, но не склонилась поцеловать кардинальский перстень, словно в ней застыла гордыня протестантства, да упокой Господь душу короля Генриха, менявшего веру, как перчатки.
- Гости? Кроме вас я не вижу никаких гостей! – изумилась она, скрывая полураскрытым веером улыбку. Ах, как выходило забавно, что он ее не узнал. Прелестно! Стоит ли его немного еще разыгрывать или перейти к делу?
К черту дела! Чем невиннее радость, тем она ярче и дороже для души и сердца!
- Хотите ли чашечку шоколада? Это восхитительный напиток!
Эжени села около столика и из изящного серебряного кувшина налила две небольших порции дивно пахнущего горьковато-терпкого напитка.

- Ах, молодежь совсем разучилась пить, - вздохнула Эжени, насколько ей позволял тесный корсаж, сдавливающий грудь. – Вот во времена вашего отца… , - женщина, не поднимая вуали подняла голову и посмотрела на потолок. Что занимательного она там могла найти кроме темных балок вместо расписного плафона? Минута, две, три… дальше Эжени не стала испытывать терпение духовного лица. У нее просто затекла шея. Неужели старые платья старят тебя по-настоящему?

- Во времена вашего отца никто не жаловался при дамах на подагру и помутнение рассудка. Может потому, что густую кровь лечили кровопусканием на дуэлях? Ах, бедный король Генрих! Потерять в нелепой дуэли всех своих друзей!

Горестный шепот графиня не стала дополнять трагичным заламыванием рук. Это было бы слишком театрально. Она, конечно, не против придворных спектаклей, но лучше в качестве зрительницы.

Явившаяся по зову кардинала Аннет замерла на пороге, не понимая, зачем ей бежать за графиней, раз она здесь? Камеристка смотрела на свою госпожу и лишь хлопала веками, часто моргая.

- Идите, милочка, - махнула рукой графиня, - у вас от одного запаха шоколада начинается помутнение рассудка. Но, знаете, это верный признак, что он у вас есть.

Эжени явно доставлял удовольствие весь этот маленький и совершенно невинный спектакль, невольно устроенный для Ла Валета исключительно из-за его заблуждения, а вернее неспособности узнать женщину, несмотря на толстый слой белил и вуаль. Но раз не узнал даже он, то можно выезжать в свет.

- Не стоит тревожить молодую графиню, - едва слышно прошептала Эжени, вставая и подходя к потомку  миньона Генриха Третьего, - проводите меня до кареты. Нам с вами пора ехать. Его высокопреосвященство, если я не ошибаюсь, не любит ждать?

Отредактировано Эжени де Ланнуа (2021-11-18 18:38:59)

Эжени переполняла радость от того, что ей удался маскарад и Луи ее не узнал. Или он умело подыгрывал ей, лишь делая вид, что верит ей? Эти две мысли устроили целую бурю из противоречивых чувств в душе. Во всяком случае, он был великодушен.

- Для меня тоже каждая наша встреча, это словно драгоценная жемчужина в ожерелье. Она бесценна.

Каждое сказанное слово было сказано без лести. Он действительно восхищалась умом Ла Валетта и его проницательностью, ведь не зря сам Ришелье сделал его своей правой рукой, посвящая в свои планы, доверяя самые важные дела. И вот у нее есть возможность стать частью их грандиозных планов, призванных избавить Францию от врагов.

Прошло несколько мгновений после того, как он откинул вуаль с ее лица, и Эжени благодарно улыбнулась такому искреннему комплименту. Это было сказано не кардиналом. Это было сказано мужчиной, которого многие дамы считали привлекательным.
- Если уж и вы, мой друг, поверили, что перед Вами старуха, то лакеи и вовсе не посмеют усомниться, завидев герб на двери кареты. Кем же мы представим Вас, если кто-то посмеет спросить о цели вашего визита? Разве что племянником?

Графиня рассмеялась. Звонкий смех так не подходил ее образу почтенной вдовы баронессы, и это веселило ее еще больше.

Их невинное, на первый взгляд, вторжение в чужой дом, могло иметь серьезные последствия для политической арены страны. Бумаги, которые им предстояло найти, могли спасти или погубить Ришелье.

- Пока у нас есть время, напомните мне, что я должна искать среди бумаг.

Карета мерно покачивалась, неспешно двигаясь по мостовой, скрипя не слишком новыми ремнями, да громыхая обитыми железными полосами колесами. Чем меньше экипаж привлекает к себе внимание, не выделяясь среди других, тем лучше.

Отредактировано Маркиза де Комбале (2021-12-27 21:59:59)

- Вы же мой племянник, - ласково улыбнулась Мари, не торопясь отпускать руку Ла Валетта, - поэтому я не боюсь за свою репутацию.
В подтверждении своих слов, она, наклонившись, коснулась губами щеки своего «племянника». Будь Луи хоть трижды кардиналом, он не перестал быть мужчиной, привлекающим внимание дам.
- Но даже если это и предосудительно, какое мне дело до репутации баронессы де Лессер? В ее возрасте обычно принято думать больше о Боге, чем о земных удовольствиях.
Перспектива перебирать переписку старухи, не зная, о каких конкретно именах идет речь, была не радостная. А что если баронесса была настолько любвеобильна, что пересмотреть весь ее архив не хватит и месяца?
В досаде, Мари смотрит в глаза кардинала, надеясь получить хоть малейшую подсказку какое имя им нужно найти. Имя, Луи, имя! – так и хочется ей сказать вслух, но вместо этого, она подносит его руку к своей щеке и прижимает, позволяя себе такую вольность вовсе не на правах тетушки.
- Пойдемте, - наконец говорит она вслух, боясь, что сейчас, когда мысли не заняты дорогой, она не сможет избежать искушения.
Предупреждая свой порыв очередной нежности, Мари дергает за сонетку, давая знак лакею. Тотчас послышалось, как слуга спрыгнул с запяток кареты, послышался шум откидываемой подножки и следом в небольшое помещение кареты ворвался свежий воздух.
Опираясь на руку слуги,  мнимая баронесса де Лессер остановилась перед ступенями, ожидая пока перед ней откроют двери. Но те и минуту спустя оставались закрытыми и даже не было слышно за ними ни малейшего движения.
- Меня не собираются встречать в собственном же доме? – с гневом воскликнула она, ударяя тростью в створку двери.
- Я говорила, вам, дорогой племянник, что слуги дурно стали себя вести. А все из-за моей доброты! Это немыслимо! Видел бы это мой покойный муж!
Эжени не знала чтобы на это мог сказать покойный граф де Ланнуа, но она искренне и с полной уверенностью могла сотрясать воздух возмущениями от имени баронессы.
Наконец за тяжелой дверью послышался лязг отпираемого замка, и изумленный слуга таращился на мадам, на ее племянника, на слугу, на карету во дворе и на привратника, который позволил себе стоять во дворе, наблюдая за гневом хозяйки.
- Мадам, простите, мы не ждали, - смущенно лепетал тот, открывая шире дверь и кланяясь чуть ли не в ноги.
- Меня не ждали в собственном доме? – зло спросила Эжени, делая голос похожим на старческий.
- Свечей в мою комнату и не беспокоить до утра. Я устала с дороги.
Оставалось только найти «свою» комнату. По счастью слуга шел впереди, неся перед «баронессой» свечу. Апартаменты старухи де Лессер поражали своим убранством. Простая добротная мебель, изготовленная еще в прошлом веке, скромно была расставлена вдоль стен. Весь центр комнаты занимала высокая кровать, скрытая тяжелым пологом.
- А мадам знала толк в развлечениях, - усмехнулась Мари, осторожно приоткрывая одной рукой полог.
Не обнаружив там ни мумии последнего любовника де Лессер, ни собственный труп настоящей баронессы, Эжени обернулась к Ла Валетту.
- Как думаете часто ли грешила хозяйка этого дома?

- Тсс, - Эжени приложила палец к губам, - в случае удачного выполнения нашей миссии, мы позволим себе тот маленький грех, о котором вы говорите, мой друг.
«Мой дорогой, мой любимый друг», - говорили ее глаза, поднятые на мужчину, волею судьбы призванного носить сутану вместо камзола. Эжени, поддаваясь своей слабости, любила этого человека, принадлежавшего церкви. Но кардинал это еще не Его святейшество папа, который единственный непогрешим.
И можно считать, что их благоразумие было одобрено небесами. Какова бы ни была хозяйка в молодости, слуга бы не понял шумной возни за пологом, зная, что почтенная дама может находиться здесь только в обществе своего племянника.
Меньше всего ей хотелось спускаться в залу , а потом не меньше часа чинно сидеть за столом ожидая подачи и перемены блюд. Наверное, старухе позволительно потребовать ужин в спальню, отправив племянника вниз. Здесь, в тиши, зная, что слуги суетятся вокруг возможного наследника, она сможет попытаться найти шкатулки с перепиской. Ах, нет, ее не оставят одну. Сначала слуга принесет ужин, потом пришлют служанку. И если слуг можно обмануть гримом, то цепкий женский взгляд сразу заметит обман.
Взгляд Ла Валетта предостерегал ее от поспешного «нет». А, была, не была, так у них будет возможность пройтись по дому. И вовсе не обязательно отдавать должное всем поданным блюдам,  невозможно де за столь короткое время, что они здесь, что-то приготовить.  Разве что достать из кладовой сыр и вяленый окорок.
Спускаясь по лестнице, опираясь на руку племянника, Мари Эжени все думала, где бы она хранила важную переписку. У нее в доме был оборудован тайник, но найти его было непросто. Кто будет искать тайник в чулане для дров?
В большой комнате ярко горел камин, но его недавно зажгли, и в комнате было промозгло. На длинном дубовом столе стояло всего два подсвечника скупо освещавших два места, предназначавшихся для хозяйки дома и ее племянника. Из блюд, как и предполагала графиня, на столе были: хлеб, сыр и вино. Некоторое время спустя им подали вареные яйца и холодный пирог, предназначавшийся явно не им, а испеченный для слуг.
Слуга, поддев корочку пирога, показал содержимое баронессе. Под румяной корочкой покоились головы птиц, куски печени и сердечки. В этом нехитром блюде нетрудно было узнать «гроб», т.е. пирог из тугого теста, в котором запекали все что бог послал.
Мари, привыкшая к более изящной подаче блюд, даже не подала виду, что ей вовсе не хочется ничего выбирать в пироге.
- Я так устала в дороге, что у меня нет аппетита, - страдальчески известила она слугу порывавшегося положить на ее тарелку петушиную голову с гребешком.
- Глоток вина, яйцо, сыр и я возблагодарив Господа за хлеб наш насущный, пойду спать.
- Дорогой племянник, прочтите молитву перед трапезой, - попросила  она, молитвенно сложив руки. Мог ли кто-то думать, что застольную молитву читать в этом доме будет сам кардинал. Хотя, как знать, как знать им все тайны баронессы.

Эжени машинально повторяла за кардиналом заученные с детства слова благодарственной молитвы. Из-под полуопущенных век она как могла наблюдала за слугами. Не поняли ли они, что перед ними не их хозяйка. Она не была готова к такому приему, полагая, что в доме всего пара слуг и ее просто проводят в комнату для сна. Похоже, что баронесса часто навещала свой дом. Не хватало только ее внезапного приезда.
Отламывая от хлеба маленькие кусочки, Эжени видела, как Луи пригубил вино, но не спешил его пить полностью. Она протянула руку к бокалу, когда кардинал щедро одарил слугу вином с господского стола, добавив к этому еще и луидор. Откуда такая щедрость?
Она не могла скрыть удивленного взгляда, но не менее удивленный слуга, уже обнимался с бутылкой вина, словно с самой пылкой любовницей и спешил с ней в более уединенное место.
- А что не так с вином? Оно отравлено? – не на шутку испугалась графиня, забыв при этом, что слугам нет причин травить баронессу в ее собственном доме. Значит, слуги не поверили в возвращение хозяйки. Но смешок кардинала снял ее тревоги. Он бы не стал смеяться, зная что только что пригубил отравленное вино.
- Мне тоже, Луи, я боюсь, - честно призналась она, подавая кардиналу руку. Чертов воротник, словно жернов давил шею, мешая повернуть голову, а эти юбки просто оковы.
В кабинете баронессы было темно. Комната освещалась только светом луны беспрепятственно попадавшей в нее, Ставни не были закрыты, портьер на окнах тоже не было. Огонь свечи отражался от мелкой расстекловки окна, бликами отсвечивал от позолоченной рамы портрета вельможи ушедшего царствования.
Соседей было нечего опасаться. Вряд ли кто с улицы обратит внимание на то, что в особняке опять есть обитатели. А слуги, по заверению кардинала, должны уже спать, выпив вина.
Вот и секретер. Запертые ящики не поддавались. Поискав на поясе заранее припасенную связку ключей и отмычек, Эжени стала пробовать отпереть хоть один ящик. Глаза уже привыкли к полутемноте, а тонкие пальчики графини ловко нащупывали замочную скважину.
Ящик поддался лишь с третьей попытки. Ничего особенного. Судя по строчкам и колонкам цифр, это были счета. Но почему они под замком? В следующем ящике нашлась стопка бумаг, перехваченная лентой огненного цвета. Несколько монет, нитка жемчуга и перстень с камнем.
- Луи, мы же не можем все это прочесть, – прошептала Эжени, развязывая ленту и перебирая листки писем. Они ищут что-то особо ценное. Стала бы баронесса хранить их среди прочих бумаг или спрятала бы отдельно? С одной стороны такой важный козырь, способный изменить ход истории, нужно тщательно прятать, а с другой стороны спрятать на видном месте порой проще, чем в самых укромных местах.
Где бы она сама хранила ценные письма? Взгляд зацепился за толстую тетрадь, которая лежала на столе. Оставив секретер, графиня подошла к столу и открыла тетрадь наугад. Подвинув ближе свечу, она листала страницы. Хозяйственные расчеты, записи о долгах и прочие заметки.  Опять пустая трата времени.
Чувствуя, что у нее от волнения кружится голова, графиня ухватилась рукой за край стола, оперлась на него и вдруг почувствовала, как под ее пальцами проваливается внутрь одно из резных украшений, приводя в действие внутренний механизм. Щелчок и край столешницы стал двигаться, открывая потайной ящик.
- Луи! – в волнении вскрикнула она уже не боясь нарушить тишину и привлечь внимание слуг.