- Констанция, какого дьявола вы заплатили белошвейке три пистоля за штопанье панталон? Вы вполне могли заштопать их сами! – крикнул Бонасье из-за стола, за которым сидел с амбарной книгой, пером и чернилами, и сводил доходы своей лавки с расходами своей жены, куда-то в недра дома. – То, что эта девица кузина королевы не дает ей права драть с нас втридорога, - проворчал он уже себе под нос. Одно дело - упрекать супругу, а другое дело - выражать недовольство родственницей королевы. И почему у месье Мишеля всегда складывалось какое-то смутное ощущение, что его обманывают. Зачем кузине Ее величества вообще работать? Вот, если бы ему не нужно было содержать лавку, и думать о хлебе насущном, и о вине веселящем…

Замечтавшись, Бонасье прихватил губами кончик пера, но уже спустя мгновение отложил его в сторону. Как можно более бесшумно он поднялся с табурета, на котором сидел, и на цыпочках прокрался к тахте, куда Констанция его последнее время все чаще выгоняла из-за регулярных возлияний. Сунув руку за нее, галантерейщик вытащил оттуда початую, но почти полную, бутылку вина и с любовью прижал ее к сердцу, как младенца, которого, хвала Господу у них с женой не было! А то еще расходы! Зубами он выдернул пробку, пока кастелянша королевы в верхних комнатах собиралась на службу в Лувр. Получилось чертовски громко, и, зажмурившись, Бонасье затаился. Вроде не услышала. Радостно он сделал ровно три глотка прямо из горлышка, закупорил обратно пробку в него, и спрятал свое сокровище.

- Констанция, черт побери, а почему вы продали какой-то там госпоже N платки совсем за бесценок? – несмотря на то, что обнаруженная продажа супругой товара по низкой цене должна была вызвать в лавочнике бурю праведного негодования, в глазах его появился задорный блеск. Особенно, когда они обращались в сторону его лежбища. – Моя дорогая, мы так пойдем по миру!
Взяв перо снова в руки, Бонасье начал кропотливо заполнять в книге графу «доходы». Она была куда как скуднее, чем уже заполненная графа «расходы». И это притом, что он не внес туда три экю, которые потратил без ведома госпожи Бонасье на выпивку. Конец этого месяца выглядел еще более удручающе, чем конец предыдущего.

- Интересно, за что это такое старое я взялся? Бутылка-то только початая, - тихим голосом отвечал Бонасье супруге на ее вопрос, на который громко ответил:
- А кто еще в доме будет заниматься хозяйством, душенька? Конечно, я опять за счетами! – но тут появилась жена собственной персоной, и галантерейщик скорбно вздохнул. Второй раз приложиться к вину он не успел.
- Я умный, да, - впрочем, компенсация вину была недурна. Его поцеловали, и даже похвалили. Хотя вот с честью служить при дворе королевы он был согласен не полностью. Честь она честью, а расходы на одежду жены, на ее шпильки, на эти новомодные туфельки из бархата, на воротнички и манжеты… Слишком дорого стоила подобная честь! А жалование кастелянши королевы было, мягко сказать, весьма скудным. Или же, что тоже было вероятно, Констанция не говорила, сколько ей на самом деле платит королева Анна за ее услуги. Вот бы найти того, кто смог просветить лавочника на этот счет. Может господин Бонасье и не отличался тем умом, который ему вменяла супруга, но и хитринкой обделен не был.

- Не допущу? – погруженный в свои мысли рассеянно переспросил он Констанцию, но тут же спохватился:
- Разумеется, моя радость, - поднявшись из-за стола, он взял жену за плечи и развернул ее к себе спиной, - я не допущу. Но прежде, принесите-ка из своих сундуков, все платья, которые, как вы говорите, из моды вышли. И воротнички все свои тащите сюда. Посмотрим, что из них еще можно продать, а на вырученные экю купить новые, - доведя госпожу Бонасье до двери, он легонько шлепнул ее по филейной части, чтобы поторопилась, а сам, как можно скорей, побежал к тахте. Мгновение и воссоединение с вином имело место быть. Жить стало легче. Бутылка вновь спрятана, руки уперты в боки – чем не хозяин своего маленького лавочного королевства?

- Кстати, Констанция, вы мне последнее время совсем не говорите о новостях из Лувра, и я не знаю, когда нужно поднимать цены на товар! Вот, что должно подорожать раньше – шляпы с перьями или дамские перчатки? – пока супруга думала и молчала, совмещая в себе два бесценных качества для женщины, Бонасье вошел в еще закрытую лавку, и переписал ценники и на том, и на другом.
- Так-то оно вернее будет!

- Констанция, и чем вам не по душе эти платья? – галантерейщик разложил наряды жены на столе поверх расходной книги, предусмотрительно убрав оттуда чернила и перо. – По-моему они прекрасны, - крякнул скряга, рассматривая рукава и подолы. Ну подумаешь, немного поизносились, подумаешь где-то кружево оторвалось – можно же зашить, и на локти приспособить банты из лавки. Все равно их никто не покупает. Но Мишель решил сегодня быть добрым, и надо было быть таковым до конца.
- Ну хорошо-хорошо, эти платья мы продадим. Дочке мясника они как раз придутся в пору. И на деньги, полученные с двух, мы купим вам одно новое.

В сердце благородного торговца спорили великодушие, которое проявлялось под воздействием винных паров, и тяга к стяжательству. И первое, подпитываемое мечтами, что за платья супруги удастся выручить немного больше денег, чем он ей расскажет, побудило его к дальнейшим щедротам. Но, прежде чем перейти к ним, Бонасье потер в задумчивости подбородок, прошелся вокруг красавицы-жены, поправил локон, вьющийся вдоль ее нежной шейки, и несколько раз глубоко и шумно вздохнул.
- И, так и быть, можете выбрать один из тех воротничков, что вам приглянулись. Надеюсь, меня за это ждет награда? - очень довольный собой, Бонасье прикоснулся поцелуем к плечику кастелянши королевы. От фривольных мыслей его отвлекло предложение Констанции. Он сгреб со стола ее обноски, и заботливо припрятал их в сундук, чтобы после продать.
Сдать мансарду… А не такая уж и дурная мысль, особенно, если к ней подойти с должным умом и знаниями. Особенно с последними.

- Сдать мансарду, - пробубнил он вслух то, что уже несколько раз проговорил про себя. – В общем-то я не против, - досаждало лишь то, что эта мысль пришла в голову Констанции, а не ему самому, - но она находится по соседству с вашей комнатой, моя дорогая. И, если мы ее сдадим какому-нибудь молодому повесе, то я лично буду закрывать вас там ночами на ключ, - а вот это правильно, проявить вовремя ревность также мудро, как и не показывать даме насколько она умна. – Но сдать ее тоже нужно в наиболее выгодный момент. А он наступит тогда, когда в Париж начнут стекаться гости к свадьбе принцессы Генриетты. Как бы узнать, когда они начнут прибывать в столицу? – метнув хитрый взгляд на супругу, месье Мишель принялся перекладывать на столе бумаги.

И как она это делала? В такие моменты господин Бонасье ощущал себя полнейшим ослом. Он так и не понял, почему вдруг смягчился, и согласился на два платья, но упрямо отрицал про себя воздействие на него прозрачных капель на пушистых ресницах супруги. А что скажут его друзья-приятели, если узнают, что Мишель потакает своей женушке и видеть не может, как она плачет? В эти моменты сердце его наполняется жалостью, и он отдать ей готов, если не все, то почти все. Но, само собой, в это «почти все» никоим образом не входила его подружка, спрятанная за кушеткой.

- Ох вы моя проказница! И ведь молчали до последнего! – неизвестно, чем обрадованный больше – тем, что Констанция перестала рыдать, или услышанной от нее новостью, Мишель приобнял кастеляншу королевы Анны за талию, и чмокнул в щеку. – А ведь это мысль, душа моя! Это мысль, - отпустив жену, он в задумчивости уперся руками в стол. Галантерейщика мало интересовала политика, и уж тем более, зачем в Париж наведывается герцог Бэкингем, но было определенно то, что выгоду с его визита в столицу Франции поиметь можно, а, значит, лучше быть в курсе намерений Вильерса. А в таких делах извилины в голове почтенного лавочника начинали особенно напряженно работать. Конечно, в дом англичан лучше не пускать. Мало ли чего. А если кардинал Ришелье решит их перебить тут всех до одного? Случалось и такое в Париже. Батя рассказывал, как кровь еретиков мешалась с водами Сены, окрашивая их в багряный отлив. Тут нужно быть осторожным. Вот если бы и французы пожаловали в город со всех провинций – это дело иное.

- Констанция, прелесть моя, а вы не могли бы как-нибудь уточнить моментик – а зачем к нам пожалует англичанишка? – как истинный патриот своей родины, Бонасье не признавал чье-то право на жизнь, если это были не французы. Тем более, если речь шла о каких-то там островитянах.
Деловито достав лучший кружевной воротничок из тех, что имелись в наличии, он стал прикладывать его к платью жены, демонстрируя как он ей пойдет.
- Нам надо бы тогда прибраться на мансарде. Я сегодня же этим займусь, - масляным взглядом одаривая госпожу Бонасье, Мишель поцеловал ее ладошки.

Отредактировано Мишель Бонасье (2016-05-04 13:29:06)

Констанция убежала на службу в Лувр. К королеве.
- К королеве, - фыркнул сам себе Бонасье, сплюнув на рукав рубахи и стирая им все старые ценники в лавке, где тут же писал новые, прикидывая, что, если сейчас товар и постоит, то целее будет к моменту, когда Париж наполнят гости. Потому что на закупку новой продукции у купцов из Венеции, из стран Востока и Европы у него попросту нет средств.
Помрачнев, галантерейщик сходил к своей кушетке и выудил из тайного места свою бутылку. С ней и вернулся в лавку, где, подумав еще раз, заново, начал переписывать ценники, прихлебывая вина под это творческое дело. При этом Бонасье рисовал себе в воображении такие радужные перспективы, что настроение его поднималось с каждым глотком.

- А? Перчатки? – повторил он, раздумывая, сколько может стоить шляпа в не столь далеком будущем. – Какие перчатки? Ах, перчатки, - прищурившись, месье Мишель оглядел мальчишку. Явно слуга, но уж больно глуп был запрос товара. Перчатки господа дворяне выбирали сами, после тщательной примерки. А тут послали слугу.
- И какого же размера рука у вашего хозяина, юноша? – супруг кастелянши королевы Анны прошлепал к дверям своей лавки и выглянул на улицу, рассматривая, что там происходит, и наблюдая, как из трактира, что неподалеку, знакомые помощники хозяина заведения бегают в поисках кого-то. – Такого? – показал он пятерню, свободную от бутылки. – Или такого? – лавочник крепко ухватил посетителя за запястье и поднял его кверху, крутя перед своим носом. Бонасье был не молод, да и выпивши, но хватка у него была цепкой. – Может выйдем на улицу, поищем вашего господина, сударь, чтобы выяснить поточнее? – маслянистые от вина, ударившего в голову, глаза мужчины алчно и хищно блестели, глядя на молодого человека.

Но тут его осенила мысль, воистину гениальная. Зачем прибираться в мансарде одному, когда тут такого помощника можно заполучить?
- Хотя, что это я? - отпустил он руку незнакомца. – Перчатки у меня наверху. Специально для важных господ спрятаны. Но нужно сначала достать шкатулку с ними, а она там, где-то потерялась. Если поможете найти, глядишь и от господина, - многозначительный взгляд был брошен на дверь, - палок по спине не получите.

Если бы господин Бонасье сам не был прохвостом, каких мало, а к тому же еще и стяжателем знатным, он, может быть, даже поверил мальчишке, что тот послан неким господином за перчатками. Но месье Мишель тоже был лукав и не чист на руку, а свой свояка, как говорится, признает без труда, и волк, сколько шубу не бели овечкой не станет.
- Как так нет? – галантерейщик состроил лицо полное обиды, смешанной с негодованием. – Да, чтоб вы знали, юноша, в этой лавке товар приобретают не только господа королевские мушкетеры, но и фрейлины Ее величества! Да и сама королева иногда просит доставить ей во дворец некоторые вещицы, - уперев руки в бока, Бонасье перекрыл путь к выходу юнцу, не собираясь его выпускать и быстро прикидывая в голове, как лучше повести с ним беседу.

- Впрочем, вы можете идти, милейший, раз вас не устраивает мое заведение, - резко распахнув настежь дверь, муж прекрасной Констанции продемонстрировал посетителю улицу, а точнее – то, что по другой ее стороне рыскали помощники хозяина трактира, что был неподалеку.

- С другой стороны, - приняв вид мыслителя древнего мира, Бонасье огладил небритый уже несколько дней подбородок пальцами, - если вы, все же, желаете взглянуть на перчатки, - прикрывал дверь он, не торопясь вовсе, - то подняться в мансарду придется. Кроме того, я тут подумываю ее сдавать. И недорого! А вы могли бы сослужить недурную службу своему хозяину или его друзьям, отрекомендовав такое чудное место, совсем поблизости от дома капитана мушкетеров, - Бонасье рассудил так: сдать приезжим комнату – это хорошо, но на то они и приезжие, чтобы потом уехать. А вот те, кто служат в Лувре, да самому королю, задержаться в Париже самое малое на три месяца-полгода, в зависимости от срока контракта.

Отредактировано Мишель Бонасье (2016-06-29 13:54:34)