В жизни Бонифация было две знаменательных даты, два праздника, которые он отмечал с усердием, до тех пор, пока способен был держаться на ногах. Но даже под действием пьяного дурмана он точно помнил, какой праздник нынче отмечается. Одним из этих знаменательных дней был день рождения обожаемого хозяина Мушкетона – месье Портоса. Второй – день, когда нормандец  провернул свое первое дельце, проще говоря, хорошенько обшарил карманы (и не только) изрядно уставшего и подвыпившего лавочника, который на свою беду уснул в канаве, неподалеку от собственной лавки. Если бы Бонифаций точно знал дату своего рождения, то отмечал бы три праздника. Но, увы, когда он появился на свет, было известно одному лишь Всевышнему и батюшке Мушкетона, который был настолько рад рождению сына, что напрочь подзабыл, когда же сие случилось. Но Мушкетон не унывал. В конце концов, незнание даты рождения означает лишь одно – можно оставаться постоянно молодым и смело говорить, что тебе вечно двадцать.

И вот, наконец, настал один из тех дней, когда сердце стучало громче обычного, кровь по венам текла быстрее, а душа хотела петь. Обожаемый хозяин Мушкетона отмечал свой день рождения. Портос во всем любил роскошь. Мушкетер праздновал все события на широкую ногу, а тем более уж день своего рождения. Вокруг все удивлялись, каким образом простой мушкетер (а король щедростью не отличался, чего уж там греха таить) мог позволить себе гульнуть на широкую ногу. И только Бонифаций знал, сколько греха они с месье Поросом уже взяли на свою душу, только бы всегда и всех поражать своей довольно-таки сытной жизнью.

Но в этот раз ситуация оказалась совсем печальной. Все жалованье месье Портоса они проели и пропили. Что-то Мушкетон сумел, конечно, под шумок прибрать к рукам, но даже и эту мелочь в итоге пришлось отдать за тощего зайца, которого они с Портосом и подъели на днях, с особым усердием обглодав каждую косточку. Бонифаций даже позволил себе на несколько минут пригорюниться. Где ж это видано, чтобы его любимый хозяин остался без праздника. Можно было бы стащить пару бутылок из одного хорошо знакомого Мушкетону трактира, но одним вином не отделаешься. Господа мушкетеры любили не только хорошо выпить, но и закусить. Заниматься воровством в Париже было опасно. Мушкетон совсем не хотел  попасть на виселицу, уж больно молод.  А вот если бы где-нибудь подальше от столицы взять грех на душу. Одним больше, одним меньше – не беда. И тут Бонифация осенила потрясающая мысль. Была неподалеку деревушка. Весьма зажиточная. Вот там и можно бы было вспомнить свои навыки выживания. Но идти одному было боязно. Вдруг схватят. А так хоть с кем-то. Все веселее болтаться на виселице с головой в петле, когда рядом друг (к слову сказать, тоже болтающийся).

- Дружище, собирайся!– Мушкетон, как умалишенный налетел на Планше. – Есть дело. По дороге все расскажу.

Не то чтобы Бонифаций  хотел орехов. Нет. На приглашение Планше ответил желудок Мушкетона. Предательский орган громко заурчал, как будто его, ненасытного, не кормили, по меньшей мере, неделю. Но, что уж греха таить, их с господином Портосом несколько бедственное положение заставило затянуть ремни посильнее. Поэтому и сам Бонифаций, и его желудок с аппетитом думали про орехи, только Мушкетон еще старался держаться, а вот желудок что есть мочи давал знать, что желает орехов и побольше. Ну а кто же спорит с ненасытным органом. Мушкетон опустился на пол рядом с Планше, умом понимая, что дорога каждая минута, а желудком чувствуя, что все подождет. Ну, не идти же на такое рисковое дело голодным. Если уж схватят и повесят, так хоть сытым.

- Слушай, дружище, - Мушкетон громко раскрошил скорлупу нескольких орехов. Причем, Бонифаций не особо переживал, что эта самая скорлупа разлетелась в разные стороны. – Ты же помнишь, что у господина Портоса  сегодня день рождения?
Мушкетон даже одарил друга предупреждающим взглядом, мол, пусть только несчастный попробует сказать, что забыл о таком знаменательном дне.
– И такое событие необходимо отметить на широкую ногу. – Очередная порция скорлупы разлетелась по сторонам. – Но только вот, дружище, широкая нога есть, а на что отмечать, увы, проедено, пропито, проиграно и проспорено.
Мушкетон глубоко вздохнул. Да так чувственно, что мог разжалобить даже стены.
- Да еще дама эта. Тоже внимания требует.

Бонифаций недовольно поморщился. Он, как и всякий слуга, ревновал господина Портоса к некой прокурорше Кокнар, которую месье Портос называл дамой своего сердце. Однако по мнению Бонифация, мушкетер заслуживал в качестве дамы сердца экземпляр по интереснее, нежели это почтенная дама, изрядно потрепанная жизнью.  Но Мушкетон пока не собирался делиться с другом этой болью. В конце концов, было дело и поважнее. А о прокурорше он непременно расскажет Планше, когда они будут сидеть в каком-нибудь трактире.

- Но я сразу к делу. Надо бы разжиться тем, что делает жизнь прекраснее. Я про вино и закуску говорю. – Не дожидаясь, когда Планше поймет о чем речь, быстро добавил Бонифаций. – А денег на все это нет. Понимаешь? – Мушкетон своими «честными» глазами заглянул в не менее «честные» глаза друга. – То есть…- протянул слуга Портоса, - без золотых нам ничего не дадут. Значит, нужно пойти и взять самим. Так сказать, одолжить. Безвозмездно. – Мушкетон расколол еще пару орехов. – Но я обещаю сей грех взять только на свою душу. Я все сделаю сам. А ты просто постоишь, покараулишь. – Подмигнул другу Бонифаций.

- Нет! Только не женщины! – Со всей силы хлопнул себя по лбу Бонифаций, да так, что искры из глаз посыпались. Не подрасчитал чуток. – Какую подружку? У меня любимейший хозяин рискует остаться без пьянки…- Слуга на мгновение умолк, сообразив, что сболтнул что-то не то, - я хотел сказать, без праздничного ужина на свой день рождения, а ты мне подружку предлагаешь.

Мушкетон был потрясен до глубины души предложением друга. Ну, надо же было такое предложить. Не нужно в их компанию никаких женщин. От них одни проблемы. Грешить вместе будут, а как отвечать за свои грехи, так непременно мужчинам. Бонифаций отчаянно жестикулировал и издавал икающие звуки, чтобы уже наверняка убедить Планше, что никаких подружек в столь серьезном деле, как грабеж, он не потерпит.

- Так. Хватит набивать свою ненасытную утробу. – Бонифаци отобрал у слуги д’Артаньяна  орехи, которые тот, дай ему волю, будет до вечера поглощать. – Пойдем в эту твою деревушку…Как, говоришь, ее. Буживаль?
Мушкетон забегал по комнате, словно собирался на свидание
- У тебя есть что-нибудь острое? Еще нужно пару мешков.
Но мешки Бонифаций обнаружил сам. Сначала он пытался впихнуть их к себе в штаны. Не тащиться же через весь Париж с пустыми мешками и хитрыми мордами – подозрительно слишком. Морды-то уж никуда не денешь, а вот мешки неплохо было бы куда-нибудь припрятать. Кстати, про морды. Мушкетон окинул внимательным взглядом знатока фигуру друга.

- Слушай, дружище, ну вот физиономия у тебя явно бандитская. Как будто только вчера из шайки бандитов с большой дороги сбежал. Не улыбайся. Так ты выглядишь более сносно.
Попытка впихнуть мешки в штаны не увенчалась успехом. Поэтому Бонифаций озвучил идею, что он залезет в один из мешков, а Планше потащит его до деревушки. Мол, горожанин какой к родственникам в деревню пошел с подарками. Но взглянув на выражение лица Планше, Мушкетон и без лишних слов понял, что идея другом не поддерживается. А зря. Гениальнейшая идея.

После часа сборов, за который друзья успели поспорить, подраться, помириться, поплакать, посмеяться, они, наконец, были готовы идти на дело.
- Хорошего бы вина для храбрости сейчас. Хоть глоточек. – Мушкетон заглянул в глаза Планше. – Ничего у тебя нет?

- Ты чего там наболтал? – Как только повозка скрылась за поворотом, набросился Мушкетон на приятеля. – Какая еще невеста? Накличешь! – Бонифаций даже замахнулся на Планше, намереваясь дать ему хорошего подзатыльника, чтобы неповадно было в следующий раз кликать на друга такую беду.
- Имей в виду, - успокоившись, продолжал слуга Портоса, - если вдруг объявится какая дамочка, я тебя самого на ней и женю.

Решив, что подобная угроза эффективнее кулаков, Мушкетон, подхватив друга под локоть, направился в том направлении, куда указывал Планше, суля пастбище, ну и то, ради чего, собственно, друзья проделали весь этот путь из Парижа.
- Ух ты! Ты только погляди, Планше, жирненькие какие. – Выглядывая из-за веток кустарника, окаймлявшего пастбище, друзья наблюдали за животными, которые даже и не подозревали, что за ними следят две пары голодных глаз. –  Может и на ферму не пойдем? Отсюда сразу взрослых овец и одолжим? – Бонифаций даже не покраснел, предлагая товарищу начать грабеж средь бела дня и прямо посреди пастбища.
- Вот из того барашка такое жаркое получится. Объедение! Я прямо уже сейчас чувствую, как аппетитно оно пахнет. – Мушкетон даже повел носом, как будто и впрямь жаркое уже дымилось на огне. – А вот из того длинноногого,  как раз из его длинных ножек, получится очень жирный и наваристый бульон. – Бонифаций сглотнул слюну, чуть было ею же и не подавился.

Возможно Мушкетон и согрешил бы уже прямо сейчас, но пораскинув мозгами, верно заметил другу, что взрослые животные, уж больно, крупные и в мешок не влезут. А если и влезут, то их нелегко будет дотащить до Парижа. К тому же, бараны выглядели очень воинственно. Кто их знает, а вдруг окажут сопротивление. Все эти мысли заставили Бонифация отказаться от первоначального плана и остановить все же свой выбор на ягнятах.

- Эх, как ни жаль оставлять столько вкуснейшего жаркого, но все же свои кости дороже. Пойдем на ферму.
«Пойдем» было громко сказано. На самом деле друзья чуть ли не ползком на животе пробирались к фермерским сараям, опасаясь быть замеченными.

- Вообще-то, воры и грабители обычно орудуют ночью. Под покровом темноты легче остаться незамеченными. А мы, два болвана, поперлись днем. – Громко зашептал Мушкетон, понимая, что его штаны окончательно испорченны, и дыры на коленях уже даже не залатать. Вот видите, господин Портос, на какие жертвы идет обожающий Вас слуга.
- Стой! – Бонифаций дернул друга за рукав. – Думаю, это здесь. Смотри. Даже дверь в сарай открыта, как будто только нас и поджидает. – Хохотнул Мушкетон.

Где справедливость в этом мире? Во всяком случае, сейчас Бонифаций ее не видел. Планше, значит, за тачкой пошел, а он должен под хвосты заглядывать. Но Мушкетон не привык долго роптать на судьбу. Под хвост так под хвост. Чего не сделаешь, ради любимого хозяина.
Первые ягнята оказались барашками. Очень упитанными, но решено баранов не брать, значит, нечего их и общупывать.

Уже через четверть часа слуга Портоса выбрал самых подходящих ягнят и собирался уже, не дожидаясь Планше, начать запихивать их в мешки, благо сила и ловкость позволяла. Но тут в сарай забежал его подельник, да с такой скоростью, будто за ним гналось с десяток чертей. Да и ладно бы просто прибежал. Планше же схватил Бонифация за шкирку, чуть было не удавив последнего его же воротом, и куда-то потащил. Мушкетон уже решил было, что слуга гасконце умом тронулся и собирался хорошенько проучить его и за порванную рубаху, и за унижение. Но тут Планше, наконец, остановился и зашептал Бонифацию на ухо.

- Сам ты тише. – Тоже шепотом накинулся на товарища Мушкетон. – Ты мне рубаху порвал, между прочим.
Но дальше препираться действительно было нельзя. В сарай вошли двое. У Бонифация уже мелькнула мысль поискать чего-нибудь потяжелее, да немного оглушить вновь прибывших. Но потом, пораскинув мозгами, слуга Портоса решил, что из простых воришек они с Планше станут настоящими разбойниками с большой дороги. И тогда уж точно виселицы не избежать. Поэтому никого глушить и убивать он не собирался. Оставалось только ждать. Может эти двое и уйдут сейчас. И хорошо бы. Время не терпело. А им с Планше ягнят еще в мешки распихивать, да до Парижа добираться.

- Где ты только откопал ее? – Мушкетон говорил шепотом, но раскрасневшееся от напряжения и волнения лицо слуги ясно говорило, что еще немного, и он начнет кричать.

Колеса тачки,то и дело, попадали в ямки на дороге. Бонифаций уже в сотый раз за этот день поклялся Всевышнему, что никогда больше не пойдет воровать ягнят. Вообще воровать пойдет, а именно ягнят – Боже, упаси.
Но что больше всего беспокоило Мушкетона, так это то, что их с Планше могут поймать. А обвинение в воровстве было бы уж совсем нелестно, хоть и провернули они это дельце весьма ловко, будто всю жизнь только и делали, что ягнят воровали.

- Слышишь? – У Мушкетона даже мурашки забегали по спине, а в глазах потемнело. – Слышишь? Это погоня!
От страха быть пойманным у Бонифация появились новые силы, он выхватил тачку из рук Планше и побежал с такой скоростью, словно за ним гналась сама смерть, а в мешках он вез свою жизнь, не меньше.

- Если поймают, - задыхаясь на бегу выпалил Мушкетон, - болтаться нам на виселице, а мой несчастный хозяин останется без праздника и лучшего слуги в мире.

Бонифаций даже пустил скупую слезу. Он так расчувствовался, что уже не смотрел на дорогу. Колесо тачки вновь попало в ямку, и слуга Портоса, не ожидая такой резкой остановки, перелетел через нее, удачно приземлившись в дорожную пыль.
- Давай бросим? – Запаниковал Мушкетон, намекая другу оставить мешки с ягнятами и уносить ноги. – Либо придется отбиваться от преследователей.

У Бонифация мелькнула мысль забраться на дерево, перед этим спрятав тачку в кустах. Но если мешки начнут блеять, тогда придется принять бой. Но вот предложить этот план своему подельнику слуга королевского мушкетера не решался. Может лучше и впрямь дать деру. Пусть без обеда, зато шкура будет цела, и не придется развлекать своими изувеченными телами народ,болтаясь на виселице.

Вдали послышался какой-то хлопок и писк ягнят. Люсьен остановился на секунду перевести дух, оперся руками о колени.
- Да они ж ягнятам шеи раньше времени свернут!
Промелькнула шальная мысль: эх, заставить бы этих полудурков, воров-неудачников привезти ягнят аккурат к трактиру!
А кстати, где они? Вроде только что были тут. И где-то что-то подозрительно шуршало. А ещё в отдалении, кажется, и бежало. Но - никого. Рядом только местный фермер хворост собирал. Странно, здоровый парень вроде... В поместье, где вырос Люсьен, подобную работу оставляли детям, старикам да недоумкам. Судя по размерам, присутствующий относился к последним. Если не...
В тот момент, как Люсьен вспомнил о своем маскараде в трактире, "местный крестьянин" обернулся, и парень увидел слугу гвардейца.
Попытки знакомого разыграть из себя местного здорово повеселили парня. Ещё продолжая смеяться, он погрозил собеседнику пальцем, как мальцу.
- Не выйдет! Помню я тебя, у гвардейца ты ещё месяц назад служил. Да и давеча, кажись, вас с хозяином вместе видел. Ну, впрочем, за вчера говорить не буду, не приглядывался, сутолока была. Это вы для него ягнят моих утащили?
Люсьен уже начинал чувствовать себя хозяином положения.