Портос, если и завидовал Арамису, что ему писали письма одни герцогини, даря на память батистовые платочки, то вовсе не хотел прожить свои молодые годы, как Атос.
Заставив Мушкетона хорошенько вычистить его платье, достав свою самую богато вышитую перевязь, Портос отправился на Медвежью улицу весьма довольный собой и своим видом.

Дама, которую он почтил своим вниманием, прислала ему приглашение на обед. Не то, чтобы он долго осаждал эту крепость, но мадам Кокнар была женой прокурора, а не какой-нибудь там субреткой. Встречи в церкви, когда королевский мушкетер галантно предлагал коснуться ей своей руки, окропленной святой водой, постепенно переросли в нечто большее. Он, под видом кузена, несколько раз провожал ее раз до дома, и вот теперь он, наконец, переступит порог дома своей дамы сердца. Пусть мадам Кокнар была уже не молода и не очень красива, но обладала несомненными достоинствами: супругом, прикованным к креслу-каталке и весьма солидным скопленным состоянием. Ему припоминались, конечно, слухи и шутки о скаредности и скупости прокуроров, но свято верил в любовь и щедрость госпожи Кокнар.

Кроме того, Портосу, привыкшему, как солдату и человеку без семьи к казармам, постоялым дворам и трактирам, хотелось вкусить немного семейного уюта и тепла. Он уже представлял себе, как хорош, должен быть семейный обед, который скрашивает своим присутствием женщина.
Остановившись перед дверью дома прокурора, Портоса охватили небольшие сомнения. Вход в рай был не слишком привлекателен. Маленькая железная дверь с решетчатым окном, походили больше на вход в тюрьму Гран-Шатле, чем в дом, за дверями которого должен царить домашний уют.

Мушкетер громко постучал в дверь, дав себе слово уйти, если ему тут же не откроют. Но, дверь распахнулась, словно по волшебному слову. Открыл ее, правда, не солидный привратник в ливрее, а худой и бедный писец, с растрепанной шевелюрой и заложенным за ухом пером, чей вид не внушал доверия. Но служащий в доме мэтра Кокнара поклонился королевскому мушкетеру с таким видом, который ясно говорил, что тут привыкли уважать высокий рост, изобличающий силу, военный мундир, указывающий на определенное положение в обществе, и цветущую физиономию, говорящую о привычке к достатку.

- Доложите, что прибыл кузен госпожи Кокнар. Я жажду засвидетельствовать почтение своему родственнику – господину Кокнар, - поправив усы, Портос расправил плечи так, чтобы распахнулся его плащ, и стала видна богатая перевязь.

- Кузина! - Королевский мушкетер подхватил мадам прокуроршу одной рукой и приподнял, словно та была пушинкой.
– Зачем слезы? – изумился Портос, не привыкший, к женским слезам.  – А-а-а! Понимаю, - ухмыльнулся он в усы, подумав про радость встречи. – Не печалься, мы теперь будем часто видеться, - мушкетер посмотрел поверх головы своей «кузины», попытался уловить ароматные запахи, свидетельствующие о том, как его тут ждут.
Присутствие тоскующего писца, чей вид не говорил о процветании дел мэтра Кокнара, вынудило немного отстранить от себя прокуроршу.

- Кузина она мне. По линии матери. Вернее тетушки, - зачем-то пояснил Портос служащему прокурора, хотя того следовало взгреть хорошенько, чтобы не стоял и не таращил глаза на господ, а занялся делом. Пошел бы, к примеру, на кухню, да поторопил кухарку со стряпней. Орнетта оказалась сметливой женщиной и услала Поля. Предупредить прокурора. Черт побери, идя на обед, он так красочно рисовал себе застолье, что и забыл про мужа. Дай то бог, чтобы у господина прокурора оказался не очень хороший аппетит, а то поди ка хозяин и съест все, ничего не оставив гостю. Мда…

Слова мадам, что она истосковалась, что ее душа истерзана и сердце кровоточит были в новинку мушкетеру. Дамы, которым он до этого оказывал внимание были аристократками и вели себя соответственно своему положению, но какая же была разница между милостью поцеловать надушенные пальчики и такой искренней радости прокурорши. Конечно, будь она герцогиней, то Портос был бы вообще на седьмом небе от счастья, но нельзя же желать всего разом.
- Душечка, - постарался быть галантным Портос, - вам должно быть дурно от голода.
Но госпожа прокурорша не приняла такой нежной заботы о ней и лишь поджала губы.

Чтобы попасть в кабинет прокурора, нужно было пройти из передней, пройти через контору, где остальные писцы усердно скрипели перьями, и только тогда можно было попасть в довольно мрачную комнату, заваленную бумагами. Бумаг было настолько много, что они не помещались ни в шкафу, ни на столе. Стопки документов были даже на стульях.

Следуя через комнаты, сообщавшиеся одна с другой, Портос все больше и больше разочаровывался. Он уже не подкручивал лихо усы, чтобы придать себе важный вид, а поглядывал по сторонам, пытаясь заметить, где же, собственно говоря, и будут подавать обед.
Проходя мимо боковой двери, ведущей на кухню и бросив мимоходом быстрый и любопытный взгляд, мушкетер убедился, что там не заметно того яркого пламени, той деловитой суеты и приготовлений, которые, по его мнению, должны быть во время приготовления хорошего обеда.

Отредактировано Портос (2016-10-22 21:28:20)

- Ах, мадам, какая же вы… страстная, - мушкетер хотел было сказать «аппетитная», но у него язык не повернулся сказать это, глядя на желтые мощи прокурорши. Он бы и поцеловал ее. Отчего бы не сделать себе и даме приятное, если дама так настойчива? Но, дьявольщина! Этот дом просто населен невовремя шатающимися слугами. Хуже сказать – служащими.

Похоже, что Поль шел предупредить о том, что хозяин дома изволит познакомиться со своим нежданно обретенным родственником.
Всего пара шагов и Портос оказался в комнате, которая была святая святых в этом доме. Здесь жил и работал сам мэтр Кокнар – королевский прокурор.
Мушкетер подошел к почтенному прокурору и вежливо поклонился, как поклонился бы любому дворянину не выше себя по положению в обществе.

- Мы, кажется являемся … хм, хм, родственниками благодаря моей дорогой супруге? – Господин Кокнар чуть приосанился в своем кресле на колесиках, которое все тот же Пьер развернул так, чтобы его хозяин мог видеть всю комнату, а не только стол, заваленный бумагами, где обычно работал.
- Родственниками, мэтр. Кузина она мне, - пояснил Портос, с грустью смотря на то, что звалось прокурором.
Дряхлый и хилый старик, облаченный в слишком широкий для него черный камзол не вызывал ни респектабельности, ни симпатии. Серые невыразительные глазки и искривленный гримасой рот делали выражение его лица и вовсе отталкивающим.
В довершении ко всему прокурор вот уже шесть месяцев оказался прикован к своему креслу, став, в сущности говоря, от своих домочадцев.

- Да, да, господин Портос, по женской линии, - ядовито взглянул прокурор на свою женушку, подозревая почему та раньше не заявляла о своих родственниках. Простодушие и доверчивость не были свойственны еще ни одному человеку, носящему прокурорскую мантию.
- Надеюсь, что наш скромный дом не разочарует такого бравого военного, - продолжил беседу мэтр Кокнар, а Портос заслышав слова о скромности, поскучнел.
Скучал он до тех пор, пока его внимание не привлек шкаф, напротив конторки. Именно на этот шкаф тревожно посматривал мэтр Кокнар и, как полагал Портос, именно там хранилось то, что украшало Орнетту Кокнар больше всего.

- Не разочарует, господин прокурор, не разочарует. Надеюсь, я не опоздал к обеду? Мне было бы неловко заставлять вас ждать, когда приготовленные со всей любовью кушанья стынут. Это очень, очень вредно для здоровья. – Портос покачал головой, словно остывшая баранина или курица могут свести в могилу того, кто не чтит горячую еду.

Что может быть приятнее умных слов почти красивой женщины. А госпожа Кокнар заверившая, что обед еще не начинался, была в глазах господина Портоса весьма привлекательной. «Сколько страсти, сколько заботы», - мушкетер ухмыляется, поправляя усы, предвкушая хороший обед, не зря же он сюда пришел.
«И как она чувственно вздыхает, наверное, тоже заждалась обеда», - Портос умильно посмотрел на Орнетту, следуя в столовую. «Надо было прийти пораньше, а то вон, даже от голода закашлялась, бедняжка и прокурор чем-то недоволен».

Все благодушие королевского мушкетера как рукой сняло, когда он вошел в столовую. Вернее комнату, которую смели называть столовой. Нервно сглотнув, Портос посмотрел на стол, на этот алтарь гастрономии, но не увидел ничего утешительного. Четверо юношей, имеющие право разделять обед с почтенным прокурором были больше похожи на блеклых тени, чем на живых людей.

Опасливо присев на стул, предварительно проверив его на прочность рукой, Портос впервые искренне прочел про себя молитву перед трапезой, прося Всевышнего послать Еды на этот стол и побольше.
Молитва мушкетера не была услышана. Господь остался глух к просьбе. Портосу оставалось лишь гадать кто был старше: курица, останки которой лежали на блюде или кухарка, которая их вынесла. Цветущая физиономия мушкетера, говорящая о привычке к достатку погрустнела, словно он присутствовал на похоронной процессии. Портос уважал старость, но пардон, не в вареном виде.
И прокурор и остальные сидящие за столом, по всей видимости, считали иначе. Они предвкушали Лукуллов пир, тогда как сами были похожи на потерпевших кораблекрушение и ничего не евших недель эдак пять, а то и шесть.

Поставив торжественно на стол блюдо с тем, что когда-то было курицей, кухарка ушла на кухню и вернулась с большой супницей, в которой оказался лишь куриный бульон, бледный, без капельки жира, словно это была вода. И в этой воде плавала крохотная горстка гренок.

- Ого! – воскликнул мэтр Кокнар.  - Как аппетитно пахнет суп! Сразу видно, что вы любите ваших родственников, моя дорогая женушка, - сказал прокурор с улыбкой по которой трудно было понять рад ли он так бульону или рад, что это все затеяно для их гостя. - Не сомневаюсь, что этим роскошным обедом мы обязаны только вашему кузену, Орнетта.

Портос еще пытался понять, не мерещится ли ему все с голоду и чему все вокруг радуются, когда на столе только куриные кости и вода с гренками. Он вопросительно посмотрел на прокуроршу, словно она могла подобно Христу, превратившего воду в вино, обратить курицу в сочный свиной окорок, а бульон в наваристый суп с потрошками.
За столом мэтр Кокнар сам лично, не доверяя никому, разлил вино, наполнив стаканы лишь на две трети.
Сделав глоток, Портос узнал в том, что тут называли вином, отвратительный монрейльский напиток, способный вызвать колики в желудке у людей с тонким вкусом.
- Кузина, а нет ли у вас на кухне не таких диетических блюд? – Портос посмотрел на мадам Кокнар с видом обиженного ребенка, которого обманули в самых светлых надеждах. – Наш полковой лекарь предписывает нам иное питание.

Суп навевал тоску, куриные крылышки лишь недоумение, что эти кости за всю долгую жизнь птицы так и не смогли обрасти ничем, кроме кожи и перьев, которые еще кое-где топорщились, оставленные нерадивой кухаркой.
- Спасибо, почтенная мадам Кокнар, - сдавленным голосом произнес Портос, - но нет ли у вас баранины?
Как известно, надежда умирает последней и мушкетер надеялся, что ему еще удастся уйти из этого дома не с пустым желудком. Он, конечно, мог отведать и этого пустого бульона с куриными крылышками, но очень опасался за свой желудок, привыкший к иной пище.
- Мы с друзьями обычно заказываем в трактире свиной окорок, - мушкетер руками показал примерный размер заказываемого блюда, для этого ему пришлось даже задеть локтем сидевшего рядом писца, который чуть не свалился со стула от толчка. Сочувственно посмотрев на беднягу, Портос решил, что все в доме прокурора хлипкое. И мебель, и люди, и еда. Оставалось надеяться, что только сундук с монетами был увесист и толст. Вот только не миф ли это? Хотелось верить в лучшее.
- Потом нам приносят пару жаренных каплунов, - печально глянув на останки несчастной курицы, Портос икнул от жалости к худосочной птице.
- Зелень, фрукты, вино, - сделав ударение на последнем слове, мушкетер с сомнением посмотрел в стакан, где еще были остатки монрейльскиого напитка.
- Я понимаю, что вы не можете себе позволить содержать иной стол, - Портос уже обращался не к Орнетте, а к самому прокурору, желая пристыдить свою «кузину», решившую подать такой обед, когда он пришел в гости.
Похоже, что от таких слов, мадам Кокнар не только уронила нож, но и сама потеряла сознание, оказавшись под столом. Портосу даже стало стыдно за свои жестокие слова в описании яств, которые в этом доме и в глаза не видывали.
- Что с вами, дорогая кузина, - испуганно шепнул мушкетер, заглянув под стол. С его комплекцией оказаться с такой же легкостью под столом, как и прокурорша, не представлялось никакой возможности.

Обещание сладкого пирога немного примирило королевского мушкетера с необходимостью участвовать в трапезе, достойной самого строгого  поборника умеренности и воздержании пищи телесной. Телеса же Портоса требовали мяса, о чем громко возвестил желудок, едва мушкетер отправил туда ложку прозрачного бульона с одинокой гренкой. Утробные звуками «кузена» госпожи прокурорши не были тихими.

- Простите. Кхм, кхм… - Промокнув салфеткой губы, Портос обернулся к одному из писцов, испуганного смотревшего на него. Тот затравлено посмотрев на мушкетера, счел за благо кивнуть, икнуть и вернуться к трапезе.

- Конечно, дорогая кузина! Я с удовольствием помогу вам принести десерт. Такой хрупкой даме нельзя носить тяжести, - шумно встав, Портос с силой отодвинул стул. И опять досталось несчастному писцу. Получив изрядный толчок сбоку, служащий господина прокурора чуть не упал. Падая, тот ухватился за край стола, задел тарелку и драгоценная жидкость, именуемая бульоном, пролилась на него.

- Это он от голода. Постился, видать много, - усмехнулся Портос, и щегольски поправив оба уса, поспешил за «кузиной» на кухню.

- Орнетта, это как понять? – плотно закрыв дверь на кухню, господин Портос с обидой посмотрел на прокуроршу.
- Вы, сударыня, приглашаете меня на обед, где нечего есть! Да в самом худом трактире Парижа бульон и то наваристее, а курица похожа на курицу, а не на ее призрак.
Выдав эту тираду, мушкетер успокоился. Он не мог долго сердиться на госпожу Кокнар. Достаточно было припомнить, как та умильно тянула свои губки, спрятавшись под стол.

- Ну, мадам, я уже понял в каком аду вы живете. Ваш супруг, стоя одной ногой в могиле, готов и вас туда загнать. Он совсем не заботится о вас, - утешительно, в качестве извинений за недавние обвинения, пробормотал Портос, проводя рукой по ее волосам. Затем обняв «кузину» одной рукой, другой Портос попытался игриво ущипнуть ее за щечку, но не вышло. Щипать было нечего. Не дожидаясь пока женщина что-то ответит, мушкетер наклонился и крепко поцеловал ее в губы далеко не братским поцелуем. Должно же быть в его Орнетте что-то хорошее, кроме мифического сундука с ливрами и пистолями, хранящимся у ее мужа.

Целуя губы госпожи Кокнар, господин Портос был весьма далек от благочестивых мыслей, тем более, что его «кузина» отвечала на поцелуй довольно страстно, пробуждая в мушкетере вполне естественные для мужчины желания.
- Сейчас, сейчас, моя курочка, - шептал королевский мушкетер между поцелуями, пытаясь одной рукой задрать прокурорские юбки, а другой рукой прижимая к себе уже не молодую женщину. Но, черт побери! Кухня оказалась не самым удобным приютом для влюбленных. Что-то металлическое упало со стола, зазвенев на каменном полу. И надо же, Орнетта оказалась умнейшей и понятливой женщиной. Не говоря ни слова (не говоря уже о пощечине за столь не братское проявление внимания), она потянула его куда-то по коридору.
Оказавшись в полутемной комнате, Портос, когда его глаза привыкли к полутьме, увидел кровать, пусть не застеленную, но с матрасом. Ха! Да его кузина знает толк в развлечениях! С этими мыслями мушкетер стал уже снимать с себя шикарную перевязь, но оторопел, увидев в руках Орнетты нож. Вот тебе и дела! Надо же, как она готова защищать свою далеко уже не девичью честь. Это еще больше раззадорило Портоса. Он уже готов был перехватить у нее из руки нож, но прокурорша живо стала вспарывать матрас, словно искала там свою красоту и молодость. Чего нет, того и нельзя найти.
- Мушкетеры денег не берут, - пробурчал Портос, не понимая на какую экипировку это может хватить, да еще на шикарную жизнь. Правда его «кузина», наверное, ослепленная любовью к нему и сама не понимала, что делает. Его пыл к любовным приключениям еще не совсем остыл и был так кстати подогрет еще объятьями.
Он не был святым Августином. Он был мужчиной.
Подхватив свою почти невесомую кузиночку на руки, королевский мушкетер уложил ее на тот самый золотоносный матрас, приступив к более решительному наступлению.
Бедра Орнетты оказались такими же худосочными, как грудь и губы, но вполне стройными и с нежной кожей, которую не без удовольствия гладил Портос, жалея, что под ним сейчас не герцогиня, но да ничего, это Арамис пусть хвастается своими белошвейками с герцогской короной. Он тоже приврет, возведя прокуроршу до титула баронессы.
Портос честно и со всем старанием выполнил супружеский долг за господина прокурора. Орнетта же не виновата в своей худобе, без мужского внимания и не так иссохнуть можно, а что взять с этого паралитика в прокурорской мантии. Вот мушкетер и хм… помог.
- Моя дорогая, - Портос посмотрел на приведенные им в беспорядок юбки и лиф платья женщины, думая уместно ли перейти после того что случилось на «ты» или проявить светской галантности.
- Ортетта, вам нужно лучше питаться, - заботливо посоветовал Портос, справляясь с застежкой и завязками своей одежды. Три золотые монеты сиротливо лежали на полу, и мушкетер лишь хмыкнул, когда заметил их.
- Пожалуй я обращусь с просьбой о помощи экипироваться к маркизе… или к герцогине… Эмм… сами понимаете, что мужчина не должен компрометировать благородную даму, называя ее имя.